Про (т)в(т)орение

Если бы сам Господь не желал повторения, мир никогда бы не был создан
Керкегор

В 1964 году история семинаров Лакана заходит на новый круг. Через 10 лет регулярных встреч, происходит изменение статуса ведущего, место проведения и аудитория. 11-ый по счёту публичный семинар становится повторным началом возврата к Фрейду и поворотным пунктом в мысли Лакана. Опорами для нового прочтения становятся «четыре основные понятия психоанализа», которые оказываются пересмотрены с новых позиций. В данной работе предпринята попытка осмысления понятия «повторение» в контексте 11-го семинара, с вопросом: зачем Лакану для прочтения Фрейда потребовалось обратиться к Платону, Аристотелю и Керкегору, и каким новым образом разместились положения их теорий в психоанализе к 1964 году?

В 1914 году Фрейд сформулирует тезис, который сразу же определит понятие «повторения» на принципиальном уровне психоаналитической теории. В статье «Воспоминание, повторение, проработка» будет отмечено:

«анализируемый вообще ничего не вспоминает из забытого и вытесненного, — он это проигрывает. Он репродуцирует это не как воспоминание, а как действие, он повторяет это, разумеется, не зная, что он это повторяет». [7-209]

Такая формулировка открывает перспективу, в которую вписывается дальнейший ход фрейдовской мысли, в связи с осмыслением непреодолимого предела, и преобразованиях всех основных теорий (влечения, страха, травмы, памяти). Работу этой формулы можно обнаружить в 11-ом семинаре Лакана, где это положение истолковывается следующим образом:

«Реальное является здесь тем, что всегда возвращается на то же самое место — на место, где субъект, поскольку он мыслит, (…) никогда его не встречает. История открытия Фрейдом повторения как функции и сводится как раз к установлению этой связи между мышлением и Реальным» [12-57].

Однако статья «Воспоминание, повторение, проработка» вместе с обозначенной выше принципиальной формулой обладает контекстом обусловленным известной терапевтической обнадёженностью Фрейда. Этот текст входит в «Работы по технике психоанализа», и написан в стиле практического пособия, в котором уточняется специфика психоаналитического подхода. В качестве задачи врача обозначено «пробуждение воспоминания» в целях прекращения неосознаваемого и настойчивого повторения которому подчинён пациент. Перенос помогает выявить что именно повторяется, и предоставляет возможность последующей проработки. Этот общий смысл лежит на поверхности, и по словам Лакана «дал повод, в анализе, для самых невероятных глупостей» [12-56].

Вопрос состоит в том, можно ли свести психоанализ к процедуре реконструкции памяти, к схеме «осознания неосознанного». Буквальное прочтение Фрейда вполне к этому располагает. Такой подход соответствовал бы Платоновской теории анамнезиса, согласно которой в человеке «должны жить истинные мнения, которые, если их разбудить вопросами, становятся знаниями» [1] — и дело состоит в том, чтобы вспомнить, вернуться в «дом сведущей души». Античные идеи о благе и добродетели нашли отклик в душах многих последователей Фрейда.

Мнение Лакана другое:

«… Фрейд различает в человеческом опыте два не имеющих друг с другом ничего общего структурных образования: с одной стороны, припоминание, которое я, следуя Керкегору, назвал античным и которое предполагает наличие между человеком и миром его объектов гармонии, благодаря которой он узнает их, ибо в каком-то смысле знает их изначально; с другой же стороны — завоевание, оформление мира трудовым усилием, путем повторения» [2-128]

В тексте Керкегора:

«…повторение есть исчерпывающее выражение для того, что у древних греков называлось воспоминанием. Греки учили, что всякое познавание есть припоминание, новая же философия будет учить, что вся жизнь – повторение». «Повторение – новая категория, которую ещё предстоит ввести» [3].

Фигура «повторения» стала для датского мыслителя меткой перехода к новой философии, к началу отсчёта нового времени, вследствие «совершившившегося переворота», который упоминает Лакан (является ли суть этого переворота христианской или/и картезианской, это отдельный интересный вопрос).

Об этом «совершившемся перевороте» Гамлет скажет: «распалась связь времён» (the time is out of joint). Сходная реплика Керкегора прозвучит несколько иначе:

«В этой книге не говорится о повторении как феномене природы. Я рассматривал повторение в царстве свободы. Знаменательно, что у греков свобода еще не полагалась как свобода; потому первым ее выражением стало припоминание, ибо только в припоминании свобода обладала жизнью вечной. Современный же взгляд должен как раз выражать свободу с повернутостью в будущее, а сюда-то и относится повторение» [3].

Итак, Керкегор связывает припоминание с феноменом природы, тогда как повторение принадлежит царству свободы. Такие координаты отсылают к различению Лаканом Воображаемого и Символического регистров, на котором сосредоточен акцент внимания первых семинаров. С позиции этого различения Лакан критикует школы объектных отношений и эго-психологию, как подходы, ориентированные логикой подобия. «О вы проказники и шарманки… вы уже сделали из этого уличную песенку!», — увещевает зверей Заратустра. «Не делайте из психоанализа теорию инстинктов и адаптации», — говорит Лакан. Его возврат к Фрейду предполагает усилие повторения, основанное на различии, и производстве новизны. Поэтому работа с понятием повторения становиться важным пунктом, в котором теория психоанализа разворачивается, и не раз.

Какие основания дают тексты Фрейда, чтобы вместе с буквальным прочтением античного хода мысли, уловить их современную новизну?

В теорию анамнезиса, например, вполне вписывается ранняя гипотеза о действии психической травмы в «Исследованиях истерии» (1895), где можно встретить: «отдельные истеричные симптомы мгновенно и безвозвратно исчезают, если у пациента удаётся в полной мере пробудить воспоминание о вызвавшем их к жизни событии» [5-20]. Звучит довольно просто. Однако, в случае Катарины (в котором, кстати катартический метод не применялся – оказалось «достаточно и простого разговора»), уже намечен гораздо более сложный механизм травматизации «задним числом». Событие в прошлом получает статус травматического в будущем, после обретения смысла, символизации и повторения в настоящем. В таком представлении травма принадлежат порядку логического времени. А психоанализ, в целом, ориентируется не на реконструкцию прошлого, а на создание новизны в будущем.

Так, в «Исследованиях истерии» (1895) можно встретить ранние предположения, которые отправляют на путь припоминания, и вместе с тем есть удивительные предвосхищения грядущей аналитической теории, которая открывает путь повторения. Например, такая мысль:

«любой истеричный припадок воспроизводит пережитые в прошлом события, которые из-за их совпадения с другими маскирующими эпизодами со временем перестали вспоминаться». [5]

Это звучит очень близко к основной формула текста «Воспоминание, повторение, проработка» (1914), которую стоит здесь повторить:

Ещё раз стоит отметить, что к этой мысли легко подвёрстывается терапевтическая инициатива, которая отправляет на ложный путь, с которого Фрейд свернул ещё 1897 году, когда понял, что воспоминания не ведут в прошлое и отказался от первой теории травмы.

Для психоанализа Фрейда недостаточно вспомнить. И не только потому что «осознанный» материал ещё нужно «проработать», но и потому что кое-что для воспоминания является принципиально недоступным, и именно это «кое-что» настойчиво повторяется. Между повторением и воспоминанием есть неустранимый зазор, необратимая ассиметрия. К 1914 году разработаны концепты первовытесненного (в случае Шребера) и первосцены (в случае Человека-Волка), как некие непостигаемые сознанием первопричины психического процесса, который реализуется в повторении. В связи с этим в начале статьи «Воспоминание, повторение, проработка» упоминается что «В случае особого рода чрезвычайно важных событий, приходящихся на очень ранние периоды детства и в свое время пережитых без понимания, но впоследствии понятых и истолкованных, чаще всего воспоминание пробудить не удается».

Фрейд с самого начала занят осмыслением предела возможности для анализа, осознания, воспоминания. Для подтверждения этого достаточно снова вернуться к тексту «Исследования истерии» (1895):

«психическая травма, или воспоминание о ней, действует наподобие чужеродного тела, которое в течении достаточно длительного времени после своего проникновения продолжает действовать в качестве активного агента» [5-20].

В одной этой цитате уже прочитываются будущие теории памяти, психической реальности, влечения, жуткого – все те линии мысли, которые сойдутся к 1920 году в принципе повторения «По ту сторону принципа удовольствия».

Лакан читает этот текст во время 2-го своего семинара, и вот ещё одна цитата оттуда:

«.. не случайно в центре платоновской теории познания оказывается не что иное, как припоминание. Если природный объект, этот гармонический спутник жизни, узнаваем, то лишь потому, что контуры его фигуры уже вырисовываются заранее. А чтобы они вырисовывались, нужно, чтобы в том, кто соединится с ним, они уже были. Эти отношения образуют диаду, двоицу; Вся платоновская теория сознания — Жан Ипполит не даст мне соврать — двоична. Но вот, по определенным причинам, совершился переворот. С этих пор появляется третий термин: грех, — и человек следует отныне уже не путем припоминания, а путем повторения» [10-128].

Интересно, что Лакан вводит именно этот термин: грех. В контексте 2-го семинара речь идёт о вторжении символического в воображаемое, о сбое, который принцип повторения вносит в работу принципа удовольствия. В начале 11-го семинара Лакан будет говорить о желании Фрейда, как о первородном грехе, как причине появления психоанализа. И эта мысль будет подводящей к построению теории причинности от Реального, и тогда в повторении потребуется различить 2 измерения: tuche и automaton. Cмысл automaton, как сети означающих, будет задан в соответствии с той частью повторения, которая задана Символическим, то есть, тем смыслом, который намечен во 2-ом семинаре:

«символизм играет важнейшую роль во всех основных проявлениях аналитического опыта, и прежде всего в повторении, которое немыслимо иначе, как связанное с циркулярным процессом речевого обмена. Имеется некий внешний по отношению к субъекту и связанный с определенной группой носителей, человеческих агентов, замкнутый символический контур, в который субъект, или то маленькое колечко, что зовется его судьбой, навсегда остается включенным.» [10-142]

Вот где Лакан предлагает обнаружить принцип самопроизвольности, который Аристотель мыслил природным. Тогда как для Лакана природа человека, подчинённая automaton, принадлежит символическому. Однако, при переходе от 2-го семинара к 11-му необходимо учесть сдвиг в интерпретации принципа удовольствия в 7-ом семинаре:

«У Фрейда характеристика удовольствия, как измерения того, что человека сковывает, лежит целиком на стороне фиктивного. Фиктивное оказывается, по сути дела, не тем, что мы именуем обманчивым, а тем, что мы зовем, собственно говоря, Символическим. Что бессознательное структурировано как функция Символического; что принцип удовольствия толкает человека на поиски не чего иного, как возвращения знака …» [11-21].

То есть по мысли 7-го семинара Символическое обслуживает уже работу принципа удовольствия, тогда как согласно версии 2-го семинара Символическое сопряжено с принципом повторения, нарушающего работу принципа удовольствия. В 7-ом семинаре Лакан занимается проработкой принципа удовольствия по отношению к принципу реальности для концептуализации Реального с помощью понятия Вещь. Так, по ходу более глубокого осмысления, повторение (вместе с Символическим) одной своей частью оказывается на стороне принципа удовольствия. Функция вторжения, нарушения работы принципа удовольствия переходит на сторону Реального (в 7 семинаре уже есть слово о встрече, Аристотелевское tuche τύχη [11-22]). Другая часть, или другая сторона повторения будет представлена позже в 11-ом семинаре, как встреча с Реальным.

Эта неуловимость повторения по обе стороны принципа удовольствия улавливается в тексте Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия». Сложно понять почему воспроизводство сброса напряжения на стороне принципа удовольствия не является повторением. Плюс ко всему Фрейд усложняет мысль тем, что принцип повторения он не противопоставляет принципу удовольствия, а обозначает первый как необходимое условие второго. Лакан отмечает эти сложности во 2-ом семинаре сразу:

«поначалу эту тенденцию к восстановлению трудно отличить в тексте Фрейда от той тенденции к повторению, которую он выделяет особо, и которая как раз и является тем, что привносит в эту работу оригинальность. Поэтому мы и обязаны первым делом спросить себя, чем же эти тенденции различаются. То, как в этом тексте пытается различить их Фрейд, очень любопытно, ибо диалектика его носит характер логического круга. Вновь и вновь возвращается он к понятию, которое непрерывно от него ускользает» [10-116]

Выглядит так, что если не упрощать, то у Фрейда что-то не клеиться и заставляет его раз за разом заходить на новый круг. Об этом и сам текст «По ту сторону принципа удовольствия» — что-то не клеиться в работе самого этого принципа — «мучительное переживание» повторяется, как будто бы именно в нём есть бОльшая заинтересованность. Вывод настолько же очевидный, насколько и неудобный для осознания в клинической практике, даже психоаналитической, ведь вопрос встал в полный рост только к 1920 году. После чего Фрейду остаётся признать «принудительную силу повторения» и заявить о влечении смерти. Объяснить всё это просто не удаётся, остаётся на этом настаивать и повторять по той самой причине, которая остаётся за пределами постижения. Причине, которая, по словам Лакана, «бывает лишь там, где что-то хромает» [12-28].

Во 2-ом семинаре Лакана причинность подразумевает «опосредование между цепью символов и реальным» [10-192]. В 11-ом семинаре сопряжение Символического и Реального можно назвать несущей осью в интерпретации всех 4-ёх понятий. И для прояснения поворотного момента своей мысли по отношению к понятию повторения Лакан обращается к теории причинности Аристотеля.

В 3-тьей главе 2-ой книги «Физики» предложены 4 значения причин «возникновения, уничтожения и всякого физического изменения»:

— causa materialis, материальная причина — «то, из чего» — «как из внутренне ему присущего, возникает что-нибудь, например медь — причина этой статуи или серебро — этой чаши, и их роды»

— causa formalis, формальная причина – «то,что» — «форма и образец — а это есть определение сути бытия — и их роды (например, для октавы отношение двух к единице и вообще число)»

— causa efficiens, движущая причина – «то, откуда» — «откуда первое начало изменения или покоя; например, давший совет есть причина, для ребенка причина — отец, и, вообще, производящее — причина производимого и изменяющее – изменяемого»

— causa finalis, целевая причина – «то, ради чего» — «например, [причина] прогулки — здоровье. Почему он гуляет? Мы скажем: «чтобы быть здоровым» — и, сказав так, полагаем, что указали причину»

В 4-ой главе Аристотель отмечает особое положение случая и самопроизвольности. С одной стороны, очевидно, что для возникновения случайного и самопроизвольного всегда есть причина. С другой стороны, само существование этих категорий подразумевает возможность отсутствия причины как таковой. Таким образом намечается особое соотношение между этими категориями и причинностью. Похоже на то, что в этой теории больше всего Лакана интересует идея различения случайности и самопроизвольности, и их выпадение из разрядов причинности, потому что следы дальнейшего хода размышления Аристотеля можно найти у Лакана с трудом.

По Аристотелю:

— условием самопроизвольного и случайного является обычное и преднамеренное. Самопроизвольными и случайными определяют такие события, которые не происходят обычным образом и намеренно. Другими словами, для обнаружения выпадения необходим «ряд», из которого выпадение происходит. В этом смысле можно прочитать 3-тью главу, как описание «ряда», а 4-ую главу, как определение выпадающего.

— самопроизвольное производится природой, случайное производится при участии мышления, но и первое и второе происходит «ради чего-то», по какой-то причине, ставшей неопределённой при совпадении нескольких факторов. Это вывод 5-ой главы. К концу 6-ой главы случайность и самопроизвольность определённо причисляются к разряду causa efficiens, движущей причины, то есть они сами по себе названы причинами для событий, которые происходят «для чего-то». (Эту мысль можно сблизить с точкой зрения психоанализа на травму, как встречу с Реальным, в результате случая, который и стал началом истории субъекта.)

— причастность к мышлению переводит самопроизвольное в категорию случайного, случайное событие может произойти лишь в условиях осознанной деятельности, по отношению к которой оно и может быть определено, как случайное. Такое непрямое участие намерения выделяет в множестве самопризвольного подмножество случайного. Произошедшее «само собой» получает статус счастливого или несчастного случая при участии мышления (оценки). Это мысль 6-ой главы.

В выводах к 6-ой главе Аристотель подчёркивает первичность «ряда», изначальную необходимость природы и разума, в которых находит себе место возможность для «выпадения» самопроизвольное и случайное. «Следовательно, самопроизвольность и случай есть нечто вторичное по сравнению с разумом и природой; таким образом, если даже в очень большой степени причиной мира была самопроизвольность, необходимо [все-таки], чтобы прежде разум и природа были причинами как многого другого, так и Вселенной.»

Для приближения к мысли Лакана представляется возможным рассмотреть «случай» как производную второй степени. Первое выпадение происходит из «обычного и преднамеренного», из того порядка, который поддерживается регистром Воображаемого. Это первое выпадение можно охарактеризовать, как вторжение «самопроизвольного» Символического. Природное по отношению к человеческому у Аристотеля, соответствует Символическому по отношению к субъекту у Лакана. И вот уже эффект бессознательного (связанный с «самопроизвольностью» Символического) становиться предпосылкой для второго выпадения — возникновения «случая» встречи с Реальным. Для Аристотеля условием случайного является субъект сознания и его намерение, для Лакана – субъект бессознательного.

Так повторение можно представить в сопряжении с тремя регистрами. В регистре Воображаемого повторению соответствует воспроизведение в логике подобия, заданное в циклах природы, античной теории припоминания («малый круг повторения» у Ницше). Иной смысл повторения, как производства новизны в различии Лакан связывает с регистром Символического. И со временем он предпринимает ещё один жест различения. Для концептуализации Реального внутри измерения «повторения» обозначены tuche и automaton. Взаимные отношения, которые прописывает Аристотель позволяют Лакану по-новому прописать сопряжение Символического и Реального.

С этой стороны Реальное является эффектом Cимволического, случайное (tuche) — эффектом самопроизвольного (automaton). «Исходным местом» тогда является ординарное или Воображаемое, «лоно природы», «традиция». Такой вывод возможен в рамках линейной логики, и не объясняет каким образом на конце причинно-следственной цепочки оказывается первопричина её возникновения. Аристотелевская логика прописывает фигуру исключения, но не рассматривает парадокс, который с развитием теории множеств будет сформулирован гораздо позже. Фрейд совершает свои открытия в эпоху принципиальных преобразований научной мысли, связанных с именами Эйнштейна, Рассела, Бора, Гёделя. Все эти исследователи представляют «исключения из правил», опрокидывают устои традиционного научного мышления. Поэтому и для осмысления Реального как места первопричины измерения формальной логики оказывается недостаточно. Повторение встречи с Реальным, с тем, что исключено из системы восприятия-сознания, не может уместится в логику этой системы. Случай, являясь эффектом работы психического аппарата, в то же время, как первичное исключение формирует «ряд».

«Первоначально das Ding представляет собою то, что мы назовем вне-означаемым (le hors-signifié). Именно в зависимости от этого вне-означаемого, от переживаемых отношений с ним и выстраивается хранимая субъектом дистанция, а само его становление оказывается обусловлено характером этих отношений, первичным, предшествующим какому бы то ни было вытеснению аффектом.» [11-73]

В 11-ом семинаре представлено повторение на другой сцене, как невозможная встреча с Реальным. Невозможность Реального обозначена вне символического различения «возможного и невозможного». Повторяется сама невозможность. Эта мысль есть у Керкегора, который определяет возможность повторения лишь в повторении его невозможности. Сходная фигура прописана Фрейдом в работе «Отрицание» (где можно встретить ясный ответ на вопрос о природе, в Аристотелевском смысле слова, повторения: «цель испытания на реальность состоит, следовательно, не в том, чтобы найти соответствующий представлению объект в реальном восприятии, а в том, чтобы найти тот же объект вновь»). Вместе с этим соотношением Реального и Символического необходимо также учитывать расположение невозможности (различения) в самой сердцевине «сети переплетения мира наших мыслей», — так Фрейд определяет «пуповину сновидения», которая задаёт предел объяснимому: «Из более плотного места такого сплетения вырастает затем, словно гриб из мицелия, желание сновидения» [6-527]. Так в сети означающих, которая представлена automaton, можно обозначить место предельного уплотнения, которое становиться tuche — causa efficiens, движущей причиной желающего субъекта. Таким образом, ядро Реального обладает таким качеством зияния, которое соответствует теории сверхмассивного объекта, обозначенного в астрофизике термином «чёрная дыра», которая определённым образом воздействует на время и пространство, но не определима как таковая.

Литература

Платон. Менон. (394-392 до н. эры)
Аристотель «Физика» (357-547 до н. эры)
Керкегор С. «Повторение» (1843)
Ницше Ф. «Так говорил Заратустра» (1883)
Фрейд З. Исследования истерии (1895); 1 том 26-ти томного собрания сочинений – Издательство ВЕИП, 2005
Фрейд З. Толкование сновидений (1900); 2 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006
Фрейд З. «Воспоминание, повторение, проработка» (1914); Дополнительный том десятитомного собрания сочинений «Сочинения по технике лечения» – М.: ООО «Фирма СТД», 2006
Фрейд З. «По ту сторону принципа удовольствия» (1920); 3 том десятитомного собрания сочинений «Психология бессознательного» – М.: ООО «Фирма СТД»
Лакан Ж. (1953-1954). Семинары, Книга 1 «Работы Фрейда по технике психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2009
Лакан Ж. (1954-1955). Семинары, Книга 2 ««Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2009
Лакан Ж. (1959-60). Семинары, Книга 7 «Этика психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2006
Лакан Ж. (1964). Семинары, Книга 11 «Четыре основные понятия психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2017
Делёз «Различие и повторение» (1969)
Жижек «Возвышенный объект идеологии» (1989)
Миллер Ж-А Семинар в Барселоне, посвященный лекции Фрейда «Die Wege der Symptombildung» (1998)
Миллер Ж-А «Шесть парадигм наслаждения» (1999)
Жижек «Как читать Лакана» (2006)
Младен Долар «О повторении» Лаканалия. № 20 «Психоз» (2016)