Схема L. Субъект, S

S – это буква S, субъект аналитический, другими словами, вовсе не субъект в его целокупности. Нам все уши успели прожужжать разговорами о том, что субъект-де берется в его целокупности. Почему он, собственно, должен быть целокупным? Нам лично об этом ничего не известно. А вы — вы когда-нибудь таких целокупных существ встречали? Это, наверное, идеал. Я их не встречал никогда. Лично я не целокупен. Да и вы тоже. Будь мы целокупны, мы и были бы каждый сам по себе, а не сидели бы здесь вместе, пытаясь, как говорят, организоваться. Это не субъект в своей целокупности, это субъект в своей открытости. Он, как и водится, сам не знает, что говорит. Знай он, что говорит, он бы здесь не был. А так вот он, здесь, внизу справа.[1]

Субъект не знает, что говорит, и на то у него есть сама уважительная причина — ведь он не знает, что такое он сам. Зато он себя видит. Вы прекрасно знаете, что видит он себя по ту сторону зеркала и притом весьма неотчетливо, что объясняется принципиально незавершенным характером его зеркального первообраза [Urbild], который является не просто воображаемым, но вдобавок и иллюзорным. Именно этим фактом и объясняется то извращенное по своему характеру отклонение, что наблюдается в последнее время в аналитической технике. Субъект, с ее точки зрения, призван соединить в одно целое все более или менее расчлененные и расчленяющие его формы того, в чем он ошибочно усматривает самого себя. Он призван собрать воедино все действительно пережитое им в прегенитальной стадии, свои разбросанные члены, свои частичные влечения, всю последовательность частичных объектов — вспомните Святого Георгия Карпаччо, готового обуздать дракона, с разбросанными вокруг отрубленными головами, руками и т. п. Анализ же призван способствовать тому, чтобы Я смогло набраться сил, реализовать себя, стать цельным. Бедное Я![2]

Между S и A, той базовой речью, которую призван обнаружить психоанализ, проходит ответвление воображаемого контура, создающее этой речи препятствие. Воображаемые полюса субъекта, а и а’, зеркально соответствуют друг другу, находясь в отношениях, возникающих на стадии зеркала. Телесный, множественный в своём органическом составе, расчленённый в своей природе субъект, расположенный в пункте a’, соотнесён с воображаемым единством, которое мы именуем собственным Я, а, в котором он себя узнаёт или не узнаёт, и которое и есть то, о чём он говорит – сам не зная при этом, с кем, потому что кто говорит в нём он тоже не знает.
Как я в архаическую эпоху нашего семинара уже дал понять, поначалу субъект говорит о себе, но не с вами, а потом начинает говорить с вами, но не о себе. Когда он заговорит, наконец, о себе, уже успевшем за время анализа заметно измениться, с вами – считайте, что анализ окончен.[3]

Известной фразе Фрейда — Wo Es war, soll Ich werden — можно придать второй смысл. Представьте себе, что Es — это просто буква, буква ‘S’. Оно всегда здесь, всегда налицо. Это субъект (sujet). Он или знает себя, или не знает. Но это даже не самое главное — самое главное, держит он речь или нет. В конце анализа держать речь и вступать в отношения с истинными Другими должен именно он. Там, где было S, должно быть Ich.
Вот где субъект действительно собирает свое расчлененное тело и воссоздает, усваивает себе свой опыт.[4]

Es являетяся в субъекте тем, что посредством сообщения от большого Другого способно стать Я (Je). Вот наилучшее определение. Если анализ нечто доносит до нас, то как раз это – Es не является ни грубой реальностью, ни только лишь тем, что было до того, Es уже организовано и артикулировано так же, как организовано и артикулировано означающее.[5]

Является ли это означающее, которое имеет свои собственные, распознанные или нет, законы, тем, что представлено в Es? Мы задаём вопрос, и отвечаем на него. Для малейшего понимания того, что мы делаем в анализе, следует ответить – да.
Es, с которым мы имеем дело в анализе, возникает от означающего, которое уже расположено в реальном, от непонятого (incompris) означающего. Оно уже там, но это означающее не является не весть каким примитивным и запутанным образованием, соответствующим невесть какой предустановленной гармонии по гипотезе тех, кого, в данном случае, я без колебаний называю слабоумными.[6]

Le sujet donc, on ne lui parle pas. Ça parle de lui, et c’est là qu’il s‘appréhende Таким образом, мы не говорим с субъектом. О нём говорит Оно, вот где он обнаруживается.[7]

(бессознательное — это дискурс Другого), синтаксис которого Фрейд пытался определить (…)
в снах, оговорках, остротах (…)
Какой интерес представлял бы для субъекта этот дискурс, если бы он в нем не участвовал? И он действительно участвует в нем, распределенный по четырем углам нашей схемы: S, его тупое и внеязыковое [ineffable – скорее невыражаемое, неизрекаемое существование субъекта заключённого в клетках языка, схваченного сетями языка] существование; а, его объекты; а’, его эго, т. е. то в его форме, что в этих объектах отражено; А, место, где может возникнуть для него вопрос о его существовании.[8]

Все то, что реализуется в S, в субъекте, зависит от того, что помещается, в качестве означающего, в А. Если А действительно является местом означающих, на нем самом должен лежать некий отблеск того существенного означающего, которое представлено у меня здесь в виде зигзагообразной линии и который в другом месте, в моей статье об украденном письме, я назвал схемой L.
Три из четырех вершин схемы заданы выступающими здесь в качестве означающего субъектами — участниками эдипова комплекса — теми самыми, что обнаруживаются при вершинах вышеприведенного треугольника. Я вернусь к этому в следующий раз, пока же прошу принять то, что я говорю, как данность — надеюсь, это раздразнит у вас аппетит.
Четвертый участник — это S. Что касается его, то он — я не просто допускаю это, я из этого исхожу — глуп до бессловесности, ибо собственное означающее у него отсутствует. Ему нет места на трех вершинах эдипова треугольника, и зависит он от того, чему суждено в игре этой произойти. Это своего рода «смерть» в карточной партии.[9]

Без всего этого трудно понять, почему означающее, едва будучи введено, немедленно получает двойное достоинство. Почему субъект чувствует, что оказался затронут означающим в своем желании? Да потому, что именно он, а не кто-то другой, оказывается воображаемым — и, разумеется, означающим — хлыстом упразднен.[10]

[1] Лакан Ж. Семинары, Книга 2 (1954-1955) «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа. – М.: Гнозис, Логос. 2009. стр.347

[2] Там же, стр.349

[3] Лакан Ж. Семинары, Книга 3 (1955-1956) Психозы. – М.: Гнозис, Логос. 2014. стр.стр. 213

[4] Лакан Ж. (1954-1955). Семинары, Книга 2 «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа. – М.: Гнозис, Логос. 2009, стр. 352

[5] Lacan J. Le séminaire, Livre IV: La relation d’objet, 1956-1957, (texte établi par Jacques-Alain Miller), Paris: Seuil, 1994. p.46

[6] Lacan J. Le séminaire, Livre IV: La relation d’objet, 1956-1957, (texte établi par Jacques-Alain Miller), Paris: Seuil, 1994. p.49

[7] Lacan J. Position de l’inconscient / Écrits– Paris: Le Seuil, 1966. p.835.

Le sujet donc, on ne lui parle pas. Ça parle de lui, et c’est là qu’il s‘appréhende

[8] Lacan J. D’une question préliminaire à tout traitement possible de la psychose (1957) / Écrits – Paris: Le Seuil, 1966. p. 549

[9] Лакан Ж. (1957-1958). Семинары, Книга 5 Образования бессознательного – М.: Гнозис, Логос. 2002, стр.180-181, 8 глава, 8 января 1958

[10] Там же, стр. 286-287, 13 сеанс 12 февраля 1958