Истина в вине, мне и оне — НФ ч.7

3.3 «Я и Оно» (1923)

«Кое-что о бессознательном» — так назывался короткий доклад Фрейда на 7-ом Международном психоаналитическом конгрессе в Берлине (29 сентября 1922 года), последнем, в котором он принял участие [52-293]. В этом выступлении прозвучало содержание вышедшей в апреле следующего 1923 года работы «Я и Оно». Этот текст, в некотором смысле, стал итоговым словом Фрейда. В логически выверенной и лаконичной манере обозначены основные положения психоанализа и уже в предисловии чётко определена обособленность пути психоаналитического исследования. В пяти частях текста «Я и ОНО» основатель психоанализа производит концептуальный синтез теории в новой топической модели психики, на которую будет опираться весь дальнейший ход его мысли.

Фрейд начинает с истока психоанализа, с необходимости признания бессознательных психических процессов. Несмотря на кажущуюся простоту и очевидность этой ключевой идеи, как в 1920-ых годах, так и в 2010-ых, её признанность и понимание далеко не очевидны. Многочисленные психологические концепции, признавая бессознательность на словах, активно привлекая понятие бессознательного в свои системы знания, на деле продолжают попытки взаимодействия с субъектом бессознательного как с объектом сознания. Так происходит по причине того, что психоаналитическая концептуализация бессознательного разверзает бездну под твёрдой почвой объективного эксперимента и не оставляет места уверенной позиции «знающего специалиста».

Осмысление бессознательного, которое предлагает Фрейд, уже само по себе может стать психоаналитической процедурой и вывести далеко за границы намеченного им буквально содержания. Тем не менее, в тексте «Я и Оно» многое сказано прямо и многое сказано повторно, чтобы не мыслить бессознательное однозначно, в границах бинарной логики. Уже в измерении первой топологической модели бессознательное в описательном смысле относится к латентно осознаваемому, то есть и к предсознательному, в том числе. А в динамическом смысле относится только к вытесненному.

Первая топика описывает раскол субъекта по границе сознательное-бессознательное, учреждение которой осуществляет вытеснение. Ранняя клиника неврозов, особенно истерии, располагает к наблюдению именно такого положения, в котором роль вытесняющего агента исполняет «Я», расположенное, соответственно, на стороне сознания. Как было отмечено в «Массовой психологии…» в связи с наблюдением неосознаваемой работы сопротивления, «Я» своей частью «может быть бессознательнным», то есть располагается по обе стороны границы первой топики, вследствие чего «всё вытесненное является бессознательным, но не всё бессознательное является вытесненным».

Клиника психозов и исследование нарциссизма переориентируют внимание Фрейда от вытесненного к функциям и механизмам «Я». Через создание и преобразования теории влечений анализ «Я» приводит к дополнительному измерению анатомии субъекта, представленному второй топикой, в которой линии психического конфликта принимают иные очертания.

Во второй модели бессознательное сопряжено с инстанцией первичного процесса жизни влечений Оно. «Я», связанное с сознательным и предсознательным, обладает «подступами к двигательной активности», и отвечает за восприятие внешней среды, причём посредством «слухового колпака» [52-314]. Восприятие становится осознанным содержанием психики только в виде словесного представления. И, что важно, «Я» является продолжением Оно, огрубевшей при взаимодействии с внешней средой поверхностью, преобразованной вторичным процессом внутренней жизни влечений [52-313]. Нет границы между «Я» и Оно, само «Я» есть граница. И здесь Фрейд делает принципиально значимое уточнение: граница эта является поверхностью тела, которой доступны восприятия как внутренних, так и внешних процессов. ««Я», прежде всего, – телесно; оно не только поверхностное существо, но и само – проекция поверхности» [52-314].

В телесном определении «Я» намечена смысловая перемычка между образными представлениями и словесными, которую можно истолковать сочетанием двух измерений нарциссизма и нарцизма. Функция нарциссизма по воссозданию целостной формы исполняется примером образа тела, воображаемое «Я» идентифицируется с его поверхностью. Тем временем, нарцизм соучастия внешнего объекта касается как самого образа тела (встреча с ним происходит как с объектом внешнего мира), так и возможности его осознания в словесных представлениях, которые улавливаются «слуховым колпаком» извне.

Таким образом, «Я» является частью Оно, как кожа является частью тела, внешней поверхностью, которая представляет визуальный образ. В связи с этим, может быть интересным участие способов драпировки и маскировки тела в вопросе идентификации. «Я» дифференцировано с Оно только частично и тем сильнее, чем более выражено качество осознанности, необходимое для взаимодействия с внешним миром. Иллюстрируя отношения между «Я» и Оно, Фрейд приводит меткую метафору наездника, которому приходится соглашаться с направлением движения, которое избрал конь [52-314]. Здесь речь идёт о том «самом чувствительном третьем ударе по нарциссизму, который психоанализ наносит человечеству» [36-271]. Нарциссизм психологов, например, в этом случае поддерживает мифологию кентавра, преувеличивает роль и возможности сознательного «Я» вплоть до воображаемого присвоения всей полноты существа. Похоже, что многие умы так и остаются в глубоком нокауте, предаваясь грёзам всемогущества.

Далее Фрейд уточняет, что положение дел было бы простым, если бы фигур взаимодействия было две, как в примере с конём и всадником. «Я» имеет дифференциацию, обоснование которой было предложено в «К введению в нарциссизм» и продолжено через ряд рассмотренных выше работ. Третью инстанцию второй топики Фрейд называет Сверх-Я, сначала отождествляя её с Я-Идеалом. Впоследствии, использование Я-идеала сошло на нет, но стоит подчеркнуть различие двух понятий. Если смысл Я-Идеала, даже исходя только из названия, отправляет к «позитивной» стороне примера для подражания, то Сверх-Я указывает на принуждающую властную функцию этой инстанции.

В вопросе формирования Сверх-Я Фрейд обращается к механизму идентификации с утраченными объектами. Раннее «Я» представлено как образование, призванное компенсировать для Оно случившиеся потери тем, что принимает обличие утраченных объектов, «так сказать, напрашивается в объект любви для «Оно»». Вот ещё одна интерпретация образования «Я» — причина заключается в реальности ухода внешнего объекта и психической необходимости с этой утратой обойтись. «Я» включается в работу принципа реальности, но для реализации принципа удовольствия по заказу Оно. Этот процесс требует способности «Я» представать в качестве объекта перед Оно, что и названо Фрейдом в 1909 году переходом от аутоэротизма к нарциссизму, — фазу установления единства «Я» для последующего перехода к объектным отношениям.

В 1923 году картина последовательности переходов меняется. Сначала Оно пытается взаимодействовать с объектами, потом «Я» выручает ситуацию, заодно перенаправляя либидо объектов в свою пользу, вследствие чего десексуализация и сублимация напрямую связаны с нарциссизмом. Судя по всему, более корректно говорить не о порядке последовательных этапов, а о режиме синхронного взаимного учреждения, постоянного его воспроизводства в актуальности каждой обозначенной фазы. Такую модель Фрейд прямо представляет в лекциях по введению в психоанализ на примере поправки к теории фаз, но не стадий психосексуального развития.

Итак, одно обуславливает другое. Влечения Оно направлены на объект, только ситуация отсутствия которого, вообще-то и создаёт возможность его наличия. Соответственно, вообще существование внешнего объекта открывается лишь фактом его пропажи. Таким образом, без измерения недостачи вообще невозможно помыслить структуру субъекта, оно не то что неустранимо, оно является условием дифференциации внешнего и внутреннего с образованием психики. Далее «Я» выступает в виде психического изобретения для покрытия образовавшегося зазора и это останется основной его заботой.

Механизмом образования «Я» является идентификация, и поводом, и условием которой опять же является внешний объект. И вот набор самых ранних идентификаций основан на наиболее значимых для жизни человека обстоятельствах, в которых участвуют самые близкие «другие». Вместе с примером «Я» впитывает и запреты. Таким образом в «Я» обосабливается инстанция Сверх-Я, которая происходит от первых объектных выборов Оно. Сверх-Я перенимает предписания и применяет их по отношению к «Я». При этом установленный внутри закон противоречив: «его отношение к «Я» не исчерпывается напоминанием – таким (как отец) ты должен быть, но включает и запрет: таким (как отец) ты не имеешь права быть, ты не можешь делать все, что делает он, на многое только он имеет право» [52-323], — табу на инцест пресекает достижение идеальной формы.

Так Фрейд объясняет дополнение к предыдущим исследованиям Идеала Я о том, что Сверх-Я «имеет менее тесное отношение к сознанию, чем «Я»». И эта новость имеет ряд последствий. Во-первых, человек слабо отдаёт себе отчёт в содержании принципов своих поступков, оно соотносится с осознанными формулировками не прямым образом. Во- вторых, описанный как идентификация механизм передачи бессознательных установок открывает предположение о длительности существования Сверх-Я в поколениях. Однако, Фрейд предостерегает от буквального прочтения этого момента: «Но о прямом наследовании в «Я» все же нельзя говорить. Здесь раскрывается пропасть между реальным индивидом и понятием вида». Скорее, намечено вневременное, структурное измерение Сверх-Я, к осмыслению которого можно приблизиться с учётом его языковой природы. В-третьих, открывается подход к бессознательности чувства вины. Во многом клинические наблюдения за проявлениями деструктивности и самодеструктивности привели исследование Фрейда к осмыслению второй топики.

«Я» представляет Оно во внешнем мире, тем самым находится в незавидном положении посредника между двух сторон. Но ещё одно, возможно, ещё более подчинённое положение «Я» занимает по отношению к Сверх-Я: требования Сверх-Я касаются и ограничения влечений Оно, и проявлений во внешнем мире. «Я» по поручению Сверх-Я вытесняет влечения Оно, но также оказывается способным вытеснить (но не устранить) сами по себе поручения «своего грозного господина» — «держать вдали тот материал, на котором основано чувство вины». Тогда причиной преступления оказывается не бессовестность, а вытесненное напряжение между «Я» и Сверх-Я. Бессознательное чувство вины привлекает соразмерный проступок для своего оправдания, а наказание служит деструкции [52-337]. В случае меланхолии то, что «господствует в «Сверх-Я», является как бы чистой культурой влечения к смерти» [52-340], — отмечает Фрейд. Во второй топической модели вопрос деструкции, направленной на себя, находит своё разрешение. Агрессивный импульс Оно получает в своё распоряжение Сверх-Я и может перенаправить его на «Я» в виде уничтожающих самоупрёков, причём масштаб разрушительного процесса может быть совершенно не осознан.

Обращаясь к преобразованной теории влечений, Фрейд предпринимает «новое важное истолкование учения о нарциссизме» [52-335]. Нарциссизм придерживается «главной цели Эроса – соединять и связывать, служа установлению того единства, которым – или стремлением к которому – отличается «Я»». В этом предложении Фрейда представляется важным уточнение «или стремлением к которому», — как было отмечено выше, речь идёт именно о попытке, заведомо провальной, достижения качества полного идеала. Здесь же под сенью Эроса нашли себе место влечения к самосохранению из первой теории влечений, только самосохраняется теперь не биологический организм, а психическое единство «Я». Однако, с другой стороны, стремление к единству собственного «Я» оборачивается отказом от сексуальных целей. ««Я» овладевает либидо объектных загрузок, объявляя себя объектом любви, десексуализирует или сублимирует либидо «Оно»». Тем самым нарциссизм исполняет служение влечению к смерти.

Первоначально Оно имеет в своём распоряжении всё либидо, некоторая часть которого отправляется на эротические загрузки объектов. ««Я» стремится овладеть этим объектным либидо и навязать себя «Оно» в качестве объекта любви. Таким образом, нарциссизм «Я» является вторичным, от объектов отвлеченным. То есть исходным резервуаром либидо отмечено Оно, в противоположность версии «Я» — «протоплазматического существа». В последующих работах Фрейд возвращается к первой версии, что может говорить о её непротиворечивости по отношению к первой. Например, с учётом происхождения «Я» из Оно, и, соответственно, общности резервуара. В любом случае, оставленная несостыковка скорее указывает на необходимость повышения порядка логики для осмысления модели нарци(сси)зма, чем на опровержение одной из позиций.

Итак, отвлечение в пользу «Я» объектных загрузок происходит на стороне влечения к смерти, как стремления к упокоению, которого человек не боится, а ищет. Страх смерти же, по мысли Фрейда, касается не смерти физической, а сохранности «Я-либидо». «Сверх- Я» способно лишить нарциссического заряда, кастрировать и убить «Я». В этих внутренних отношениях коренится природа страха, совесть и неизбывное бессознательное чувство вины, которое представлено Фрейдом как несущая невротическую структуру субъекта конструкция.

Античная трагедия за много веков до Фрейда вписывает вину в человеческое бытие. Эдип Софокла виноват, потому что он человек, — других причин не достаточно, и не нужно. Боги не оставили герою иного выбора, кроме как быть виновным. Обнаружение истины своей виновности происходит на вершине власти Эдипа-Царя. Если истолковать работу Фрейда «Я и Оно» как пиковое достижение психоаналитической теории, можно сказать, что в ней обнаружена созвучная истина бессознательной вины как судьбы субъекта.

Ещё одна интерпретация напрашивается с учётом обстоятельств биографии основателя психоанализа. После публикации «Я и Оно» его судьба похожа на то, что происходит по сюжету «Эдипа в Колоне». В 1923 году Фрейд получает диагноз и до конца жизни не признаёт другой сиделки, кроме как своей дочери Анны, которую называет «своей Антигоной».

Общий список литературы в конце документа здесь