Логика скандирования или почему сессия может быть короткой

Пьер Скрябин
перевёл
Проскурнин Сергей Александрович
практикующий психоаналитик
+7 992 00 00 685

Предоставление анализанту возможности узнать что-то о том, что от него хочет бессознательное; уловить момент раскрытия бессознательного, вернуть его к работе в лечении; ускорение и согласование моментов завершения: это этические ставки каждой аналитической сессии. Я попытаюсь здесь уточнить в этом отношении функцию скандирования с точки зрения структуры, на которой он основан, и временной логики, в которую он вписан.

Статус бессознательного этичен

«Бессознательное — это то, что находится внутри субъекта, но реализуется только снаружи, в этом локусе Другого»: бессознательное, извлеченное из поля Другого, знание, вписанное в Другого, имеет значение только в том поле и при условии, что субъект вовлечен в правдивое осознание, то есть, чтобы речь испытуемого была подтверждена правдой (истиной), чтобы испытуемый был вовлечен в процедуру засвидетельствования (проверки), «превращения в правду» (создания истины).

Что касается бессознательного, Лакан напоминает нам о том, что всегда утверждал Фрейд, а именно о том, что его реальность — это сексуальная реальность. «Бессознательное — это факт того, что существо, говоря, наслаждается и не хочет больше ничего знать об этом», — говорит Лакан в Encore². Это наслаждение, слившееся с языком [appareillée au langage] ([спаренное с языком]), фаллическое наслаждение, является единственно возможным путём к сексуальному наслаждению, и в качестве своего коррелята имеет невозможность сексуального отношения как такового.

Таким образом, бессознательное является делом знания и наслаждения, а не регистром субстанции: бессознательное — это то, что неуловимо, пульсация на границе, именно эту хрупкость его онтологического статуса Лакан вызывает в воображении с помощью термина moires (муар), «мерцание». Каков же тогда статус этого бессознательного, который не может быть субстанциализирован? Лакан говорит нам: статус бессознательного этичен.

Этот этический статус бессознательного был придан ему, говорит Лакан, шагом его первооткрывателя, Фрейда: картезианским шагом, который отделяется от основы субъекта уверенного (удостоверенного) и порождает сомнения.

Фактически именно здесь, в колебании, в интервале, здесь Фрейд сомневается, потому что это вопрос его собственных фантазий, но также и там, где есть ложь (обман) [où ça trompe] (где это неправильно-фр.), поскольку именно истерика указывает ему путь, вот знак того, что что-то сопротивляется, что есть что-то, что нужно сохранять: Фрейд уверен, что здесь есть мысль, которая бессознательна.

Сомнение, говорит Лакан, является опорой уверенности. Эта фрейдистская уверенность достигается в трех тактах [trois temps-фр].

Во-первых, в виде ставки на уверенность, которая появляется у Фрейда в свете того факта, что он обнаруживает закон своего собственного желания посредством самоанализа. Это поддерживается его желанием (настойчивостью его желания) идти вперед.

На втором такте, в форме подтверждения, в движении сверки; это обнаружение того, что то, что он констатирует, складывается в [se recoupe] (пересекается-фр.) в смысле причинности, именно в возврате, в функции Wiederkehr (повторения), Фрейд заверяет свою уверенность: там, где есть что-то, что нужно сохранить, где витает сомнение, оно настаивает; есть перекрестное наложение ([recoupement](пересечение)), сверхдетерминация, следовательно, указание на это поле бессознательного, где субъект находится у себя дома.

Тогда может наступить момент завершения.

На чем основана такая возможность? Могут ли сомнения и термины Willkür, случайность и Zufall, произвольность, в равной степени связанные с функцией повторения, где автоматизм и tuchè также могут быть распознаны, эффективно позволяют Фрейду постулировать уверенность (определенность) как таковую?

Учитывая, что структура бессознательного языка была признана Фрейдом, учитывая, что его подход прошел через это сокращение до функционирования [mise en fonction] (введение в действие) чистых означающих, он оперативно действует и может создать момент завершения: «Момент, когда он чувствует, что у него есть мужество судить и делать выводы. Это часть того, что я назвал его этическим свидетельством», — говорит Лакан.

Именно этот акт, это суждение в самом своем изобретении придает бессознательному этический статус.

Логическое время

В связи с утверждением Фрейда в этой уверенности (определенности), этого поля бессознательного, где субъект находится дома, статус субъекта меняется, смещается по отношению к картезианской мысли: «Субъект бессознательного проявляет себя, он думает еще до того, как входит в определенность». Шаг Фрейда, независимо от того, насколько картезианской может быть его артикуляция, в корне ниспровергает субъекта.

Распознавание означающего уже существующим, функционирующим в структуре — вот что лежит в основе этого логического времени, которое, как показывает Лакан, точно артикулирует первый шаг Фрейда. Логическое время есть не что иное, как следствие формирования реального означающим.

Как можно понять функцию этого логического времени в бессознательном, этого другого способа (режима) времени, который позволил бы «ограничить бессознательное во временной структуре» и стать понятым (распознанным)?

Точно так же, как желание, по словам Фрейда, неразрушимо, «бессознательное не знает времени»: время, о котором здесь говорит Фрейд, находится на стороне длительности (протяженности), временного континуума (непрерывности), другими словами, хронологического времени.

Логическое время, воспринимаемое в бессознательном и допускающее его ограничения, напротив, представляет себя как время прерывности: момент [un temps] (без времени) открытия и закрытия, трепет разреза, колебания в разрыве, где что-то порядка не рождённого позволяет на мгновение увидеть себя в моменте, что-то в порядке неосознанного (нереализованного), «зона теней», пульсация, отрезок, где появляется предполагаемый субъект — субъект, опровергнутый означающим, приостановленный между означающими, сам себя поймавший в этом трепетании, сам себя ожидающий.

Это время — время неуловимого, того, что появляется на свет дня только для того, чтобы немедленно исчезнуть, «между этим мгновением видения, когда что-то из самой интуиции всегда ускользает, чтобы не сказать теряется, и тем неуловимым моментом, когда постижение бессознательного на самом деле не завершается, когда всегда речь идет об иллюзорном выздоровлении»: момент [un temps] (без времени-фр.) скандирования, который в равной степени коррелируется с хрупкостью онтологического статуса бессознательного.

В этом месте необходима логика: этика психоанализа «основанная на логике». Логика, в которой время присутствует исключительно сингулярно, и, в частности, в функции спешки, которую Лакан продвигает в Логическом Времени и Утверждении Предвосхищаемой Определенности. Здесь Лакан ретроактивно (задним числом) дает новый взгляд на временной диапазон (пределы) Фрейдовского открытия.

Скандирование и акт

Акт Фрейда, то, что Лакан называет «évenement Freud» (событие Фрейда-фр.), событие, конституированное трудами Фрейда в той мере, в какой они производят истину, поскольку они сами являются истинной фикцией реальности, это событие приводит к переформулировке этического вопроса: речь идет о расположении субъекта по отношению к реальному и по отношению к наслаждению, там, где преобладает (доминирует) повторение, где неожиданно встречается невозможное.

Но для того, чтобы акт мог быть, в его этическом измерении, должно быть «тело к телу», как сказал Лакан, в предварительных интервью, должно быть лечение здесь и сейчас. Реальное присутствие необходимо для поддержания желания, для выявления реальной причины, оно необходимо для того, чтобы проявилось бессознательное — «присутствие бессознательного следует искать в любом дискурсе, в его высказывании (артикуляции)», — говорит Лакан, — и для ускорения действия (выпадения, осаждения акта) – «Интерпретация должна быть быстрой, чтобы соответствовать условиям заимствования (interloan меж займа) [entreprêt] (предприимчивости-фр.)», — напоминает нам Лакан в «Телевидении».

Именно это желание аналитика позволяет ему, здесь и сейчас, врезаться, вмешиваться в аналитический акт, когда анализант-субъект показывает свое лицо; что позволяет ему поддерживать возникновение этого субъекта, в сингулярности своего желания, в особенности его отношения к наслаждению, в стремлении к этому абсолютному различию каждого анализанта-субъекта, одного за другим.

Скандирование и все, что охватывается этим термином – интерпретация, толкование, пунктуация, вырезание, явная двусмысленность, возвращение субъекта к загадке его желания, к предвкушению его выбора, действию, вызванному тем, что говорит субъект [acte pris de son dire] (действовать исходя из его высказываний-фр.) («you said it»)  («ты сказал это»-анг.) — вместе множество модальностей аналитического акта, которые обусловлены только присутствием аналитика в области бессознательного; бессознательное принадлежит к сфере Другого. Он схвачен в спешке, внезапности, неожиданности и изумлении, в мгновение, которое нельзя упустить. Акт состоит в том, чтобы его не пропустить.

Скандирование как акт (действие), по крайней мере, это минимальное действие, связанное с каждой сессией и утверждающее его конечную точку, является продуктом логики акта (действия), которая является логикой двух измерений: — структурное измерение: скандирование включает в себя распознавание структуры, реального, которое настаивает на повторении, которое всегда лежит за автоматизмами, потому что «акт, истинный акт, всегда имеет элемент структуры, потому что он касается реального, которое не самоочевидно захвачено (схвачено) им», как отмечает Лакан в Семинаре XI — временное измерение, измерение логического времени и момент встречи, которое нельзя упускать, измерение tuchè (прикосновения).

Скандирование

Таким образом, акт (действие) сопряжен(о) с поспешностью, но поскольку акт (действие) порождает интерпретацию [истолкование факта], оно является продуктом расчета структуры и конъюнктуры: интерпретация происходит из-за встречи, которую нельзя пропустить, между высказыванием, производящим tuchè [qui fait tuchè], и структурой, которая настаивает.

Я хотел бы представить здесь короткую клиническую последовательность, чтобы проиллюстрировать в этой связи функцию скандирования.

Это скандирование, которое произвело интерпретацию [что сделало интерпретацию], но это не интерпретация в регистре значений и не появление главного означающего, скорее это интерпретация, которая схватила предмет высказывания и отправила его обратно к загадке его Бытия.

Это было во время второго интервью с субъектом, который пришел с запросом на анализ, и который доверился тому, что проявилось для него как существенная трудность его существования, точка его истории, которая его обременяла.

Раньше у него был брат, младше его, который страдал аутизмом и страдал сердечной недостаточностью. Очень сильная связь, как двусмысленная, так и амбивалентная, объединила его с этим братом, так что это была особая форма общения, которая его озадачивала. Этот брат, достигший подросткового возраста, умер уже два года назад. Эта драма привела всю семью, пациента, его сестру и двух родителей к работе скорби, которая, таким образом, продлила психотерапию, предпринятую матерью и отцом во время болезни их ребенка.

«После его смерти мы все трое действительно стали способны (в состоянии) поговорить об этом (обсудить это», — говорит пациент.

«Все трое?», — спрашиваю я.

«Да, — говорит он удивленно, — моя мама, мой папа, моя сестра и… я забыл посчитать себя!», — с удивлением добавляет он.

«Вот!», Которое я затем произношу, закрывает сеанс, отмечая [en prenant acte] (принимаю к сведению-фр.) эту ошибку в счете и произнесение, которое ее вызывает.

Этот сессия длилась всего несколько минут, но то, что должно было быть сказано, было там [le dire était là] (скажи, что это было там), поймано, отправлено обратно и вписано.

Субъект возникает здесь, соотносимый с ошибкой подсчета, как одним-меньше, как manque-à-être (отсутствие бытия), небытие, где сама структура субъекта — любого субъекта — может быть распознана. Но конкретный субъект, о котором здесь идет речь, представился исчезнувшим, точно так же, как и умерший брат, с которым этот субъект связан договором, который позже будет высвечен в ходе анализа.

Здесь четко различимы два измерения скандирования: — измерение, которое является продуктом логики интерпретации как расчета, как рассчитанного риска, и которое подчеркивает и вписывает то, что было схвачено в структуре субъекта: одним-меньше и тяжесть  особого наслаждения в идентификации с мертвым братом. — измерение, которое отмечает [prend acte] (принимать к сведению – фр.) спотыкание в речи субъекта, которое признает его ценность и тем самым распознает субъект высказывания, инициируя перенос, заставляя субъекта работать в захвате (припадке, в схваченности) без риска мгновенного видения (in the seizure without risk of an instant of seeing).

Именно это соединение этих двух измерений, структуры и tuchè, следует подчеркнуть. Момент их встречи нельзя упускать: этический статус бессознательного вписывается (записывается) на основании их схваченности в акте (захвата в действии). Такова, как мне кажется, ставка каждого скандирования.