О регистрах толкования сновидений

Фрейд наделил исключительной ценностью то, что не привлекало особого внимания профессионального медицинского сообщества. Помимо симптомов[1], взывающих к излечению, основателя психоанализа заинтересовали такие неприметные феномены душевной жизни как острота[2] и ошибочные действия[3], а «царским путём» к пониманию бессознательного неожиданно, и даже вызывающе для научных представлений тех времён, стало сновидение[4].

Когда Фрейд уже получил признание и читал ознакомительный цикл лекций о психоанализе, в большей части своего введЕния он пользовался теорией толкования сновидений, поскольку как раз это вЕдение привело его к особому вИдению душевного устройства человека и особому стилю ведЕния психоаналитической практики. Следуя примеру первого психоаналитика, попробуем поставить вопрос о теоретическом смысле и практическом значении толкования сновидений именно для того, чтобы подчеркнуть принципиальную обособленность, специфику и толк всего аналитического предприятия в целом.

Используя предложенные Лаканом координаты регистров воображаемого, символического и реального, рассмотрим различные направления работы по толкованию сновидения и те возможные результаты, к которым они могут привести в процессе анализа.

В практике, ориентированной на регистр воображаемого, превалирующее значение будут иметь образы сновидения и те, смыслы, которые они будут производить для собственного Я сновидца. Элементы явного содержание сновидения рассматриваются на уровне знаковой коммуникации, где значение символа определено загодя и подкреплено компетентностью знающего эксперта. Работа в этом направлении открывает перспективу краткосрочного терапевтического эффекта, основанного на внушении. Коротко говоря, человек успокаивается и понимает что-то о себе и об окружающем его мире, и … продолжает спать, но уже наяву, в своей бодрственной реальности, то есть остаётся замкнутым в себе самом – он поддерживает отношения лишь с объектами своего воображения, подобными его собственному Я [5]. «Помогающий» специалист в данном случае может рассчитывать лишь на деятельность в измерении объектных отношений, ограниченных реакциями контр-переноса. Аналитик находится здесь на уровне тактики[6] и никак не ограничен в своих интервенциях, направленных на регуляцию тревоги. Пациент равен подобному маленьким другим объекту собственного Я[7].

В регистре символического сновидение рассматривается, как иероглифический текст, адресованный другому, то есть как ребус, имеющий не объективно-смысловую, но субъективно-фонематическую структуру. Желание сновидения здесь разомкнуто на желание признания, и приобретает значение сказаться, быть высказанным, причём быть высказанным не абы кому[8]. В этом направлении толкования становится возможным сбрасывать балласт воображаемых смыслов, исследовать механику работы сновидения, и, следуя цепочкам означающих сновидца, поддерживать артикуляцию бессознательного желания, поддерживать тем самым высказывание субъекта бессознательного. Так открывается перспектива приближения к тревожной истине своего желания. На этом уровне аналитик ограничен стратегией прояснения и диалектизации своей позиции в переносе[9]. Пациент равен субъекту бессознательного, отчуждённому в языке.

В регистре реального сновидение толкуется, как шанс на пробуждение, на невозможную встречу с «жутким»[10], с тем, что всегда оказывается «на том же месте»[11]. Приближение к истине своего наслаждения оказывается более возможным в сновидческом опыте, в частности в повторяющихся, обрамляющих событие травмы сновидениях. Работа толкования в данном случае сводится к освоению опыта предельности бытия и попыткам поиска новых путей обращения с избыточностью наслаждения. Здесь аналитик находится на уровне политики, полностью и строго ориентирован на нехватку своего бытия. Пациент равен словенину, существу-говорящему, parlêtre (по ту сторону Эдипа), субъекту буквы, прописывающей наслаждение тела.

Рассмотрим применение координат лакановских регистров на примерах сновидений пациентов Фрейда.

В случае юной гомосексуальной пациентки[12], отец одного благополучного венского семейства привёл в кабинет доктора Фрейда свою дочь, которая начала доставлять значительные неудобства своим близким по причине страстного и вместе с тем возвышенного любовного чувства к женщине. В процессе анализа пациентка рассказывает о серии сновидений, в которых отражается нормализация гомосексуальной направленности. То есть во сне она видит на месте своего избранника мужчину, счастливый брак и рождение детей.

Оставаясь в регистре воображаемого, можно было бы ограничится констатацией положительной динамики лечения, и принять за чистую монету явное содержание этих сновидений. Такое направление работы при должном уровне усилий, направленных на внушение, могло бы принести временное успокоение как пациентке, так и терапевту.

Однако Фрейд замечает эффект переноса и бессознательное намерение пациентки обмануть его, как она обманывала собственного отца, видит расставленную ловушку, подозревает замысел воодушевить аналитика заманчивой перспективой, чтобы ещё более глубоко, в итоге, его разочаровать.

Уже это измерение переноса и желания пациентки, открывающееся Фрейду в её сновидениях, говорят в пользу направления работы в символическом регистре. Однако, после интерпретации, проясняющей суть происходящего в смысле сопоставления в переносе Фрейда с отцом, пациентка обрывает анализ. Лакан объясняет[13] остановку анализа тем, что Фрейд принял предсознательное желание обмануть его собственную персону за то бессознательное желание, которое выступило заказчиком сновидений. Тем самым Фрейд оказался уязвим для контр-переносных чувств и занял позицию на оси воображаемых объектных отношений собственного Я с собственным Я пациентки, что породило непреодолимое для дальнейшего анализа сопротивление.

По мысли Лакана, направление работы по толкованию сновидений юной гомосексуальной пациентки в строго символическом ключе определяется уравнением ребёнок = фаллос. Решающий момент в истории данного субъекта связан с крушением надежд девочки получить от отца желанный дар, восполняющий нехватку фаллоса, то есть [воображаемого] ребёнка. Когда в семье появляется младший брат, этот желанный дар в виде [уже реального] ребёнка получает вместо неё её мать, что имеет последствия в виде отклонения сексуального влечения от нормального русла (гомосексуального выбора объекта). Именно это бессознательное желание получить ребёнка от отца является заказчиком сновидений о счастливом замужестве и потомстве. Сказывается в этих сновидениях пациентки фраза, адресованная отцу: «у меня будет ребёнок от тебя»[14]. Вопрос взаимодействия с нехваткой направляет здесь работу аналитика по символической оси переноса отношений субъекта с большим Другим, иными словами, такой подход ориентирует на внимание к отношению субъекта с речью и языком.

Седьмую главу Толкования сновидений Фрейд открывает кратким анализом сновидения отца, который днями и ночами ухаживал за своим больным сыном и заснул после его смерти рядом с телом мальчика. Мужчина видит во сне как его сын подходит к нему, берёт за руку и с упрёком шепчет: «Отец, разве ты не видишь, что я горю?», после чего сновидец просыпается и замечает, что одежда и рука тела покойного обгорают от пламени упавшей свечи[15]. Фрейд толкует этот сон в перспективе осуществления желания отца видеть своего сына живым, а причиной пробуждения предлагает рассмотреть свет разгорающегося в реальности пламени.

В свете интерпретации Лакана[16] данное сновидение следует расположить в ряду кошмарных («жутких»), и зачастую повторяющихся сновидений, в которых происходит приближение к ядру реального, связанного с травмирующим наслаждением. В таком ключе, сновидение отца прерывается не от света, разгорающегося в соседней комнате, а от невыносимого зарева реального его наслаждения, с которым он сблизился во сне, и, чтобы не встретиться с которым, он «просыпается» в реальность[17]. Сновидение, также как и бодрственная реальность, экранирует реальное, оберегает от пробуждения[18].

Психоанализ и толкование сновидений, как путь следования Фрейду, подводит к вопросу предела и запредельности не своего собственного Я, имеющего воображаемую природу, но своей субъективности, прописанной буквой языка в реальном тела. Это вопрос сходный тому, которым задаётся Чжуан-Цзы[19], когда он во сне был прекрасной бабочкой и после пробуждения задумался о том, не обстоят ли дела с точностью до наоборот, не яляется ли он, Чжуан-Цзы, сновидением бабочки? Не являемся ли мы, субъекты, образующие себя в психоанализе, основанном на первородном грехе желания Фрейда, его сновидением? Ведь главное условие следования этому пути предполагает следующее:

Итак, я приведу одно из моих собственных сновидений и на его примере попытаюсь разъяснить свой метод толкования. Каждое такое сновидение нуждается в предварительном сообщении. Я должен, однако, попросить читателя на все это время превратить мои интересы в свои собственные и вместе со мной погрузиться в мельчайшие подробности моей жизни, ибо без такого переноса понять скрытое значение снов невозможно.[20]

К вопросу различения глаза и взгляда (различения видимого и выставленного напоказ)

… в состоянии, которое мы называем бодрствованием, происходит сокрытие взгляда -сокрытие того, что нечто не просто глядит, нечто выставляется напоказ.

Выставляется напоказ, да — но определенная форма скольжения субъекта удостоверяет себя и здесь. Обратитесь к тексту любого сновидения — не важно какого, не обязательно того, которым воспользовался я в прошлый раз и где, в конце концов, многое из того, что я собираюсь сказать, останется для вас за семью печатями, — поместите текст этот в сетку мною предложенных координат, и вы немедленно убедитесь, что пресловутое выставляется напоказ, вместе с характеристиками, с ним так или иначе увязанными — отсутствием горизонта, закрытием всего того, что наблюдается в состоянии бодрствования, с одной стороны, и внезапностью, контрастностью, интенсивной красочностью образов, носящих характер пятна, с другой — всегда оказывается опережающим. Опережающим до такой степени, что наше собственное место в сновидении — это, по сути дела, место невидящего. Субъект не видит, к чему идет дело, он лишь послушно следует. Да, он может порой от происходящего отстраниться, может сказать себе, что это, мол, всего-навсего сновидение, но никогда не сможет он постичь себя в сновидении в том же смысле, в каком, посредством картезианского cogito, постигает он себя мыслящим. Сказать себе — это всего-навсего сновидение — да, это он действительно может. Но постичь себя в качестве того, кто вправе был бы сказать: как бы тони было, я являюсь сознанием этого сновидения — нет, на это он не способен.

Лакан Ж. (1964). Семинары, Книга 11 «Четыре основные понятия психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2017 стр.


[1] Изначально речь шла о симптомах истерической структуры. См. Фрейд З. Исследования истерии (1895); 1 том 26-ти томного собрания сочинений – Издательство ВЕИП, 2005

[2] Фрейд З. Острота и её отношение к бессознательному (1905); 4 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006

[3] Фрейд З. Психопатология обыденной жизни; Психология бессознательного. СПб. Питер. 2004

[4] Фрейд З. Толкование сновидений (1900); 2 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006

[5] См. фрейдовскую трактовку юнгианского термина «интроверсия [либидо]»:

Истерик и человек, страдающий неврозом навязчивых состояний, в зависимости от тяжести своей болезни также утрачивают с реальностью. Однако анализ показывает, что эротическое отношение к людям и вещам у них отнюдь не исчезло. Оно сохраняется у них в фантазии, то есть, с одной стороны, они заменяют реальные объекты воображаемыми, взятыми из воспоминаний, или смешивают их; с другой стороны, они отказываются совершать моторные действия для достижения своих целей, касающихся этих объектов. Только к этому состоянию либидо следует отнести выражение «интроверсия либидо», которое Юнг употребляет без каких-либо отличий.
Фрейд З. О введении понятия «нарцизм» (1914); 3 том десятитомного собрания сочинений «Психология бессознательного» – М.: ООО «Фирма СТД», 2006, стр.44

 См. также об эгоизме сновидений:
Ранее я говорил об эгоизме детской души и теперь снова затрону его с намерением показать, что сновидения сохраняют и здесь этот характер. Все они абсолютно эгоистичны, во всех них проявляется драгоценное «я», хотя и в завуалированной форме.
Фрейд З. Толкование сновидений (1900); 2 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006. стр.

[6] О тактике, стратегии и политике действий аналитика см. Лакан Ж. Направление лечения и принципы его действенности; Международный психоаналитический журнал №8 2019

[7] В логике лакановской стадии зеркала. См. Лакан Ж. Стадия зеркала как образующая функцию я, какой она раскрывается в психоаналитическом опыте / Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. Пер. А. К. Черноглазова. — М.: РФО; Логос, 1997.

[8] мы комментируем Фрейда и пытаемся понять, какова же функция сновидения как бессознательного процесса. Одно из измерений желания сновидения заключается в том, чтобы чему-то позволить сказаться. Выявить это всегда кажется для Фрейда достаточным, чтобы считать свою теорию лишний раз подтвержденной. Ему нет нужды ни добираться до воспоминаний, ни задумываться о регрессии. Что вынудило Фрейда создать теорию регрессии? Следующий шаг дает ответ на этот вопрос. Теперь же нам важно усвоить вот что: Фрейд не удовлетворен, не чувствует себя на верном пути и не делает вид, будто доказать желаемое ему удалось до тех пор, пока ему не удается продемонстрировать, что главное желание сновидения состоит в том, чтобы высказать сообщение.

Лакан Ж. (1954-55). Семинары, Книга 2 «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа. – М.: Гнозис, Логос. 2009. стр.181

[9] Об аналитической диалектизации переноса см. Лакан Ж. Слово о переносе; Международный психоаналитический журнал №8 2019

[10] Имеется ввиду то самое фрейдовское «жуткое». См. Фрейд З. Жуткое (1919); 4 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006

[11] «то, что всегда оказывается на том же месте», — одно из повторяемых Лаканом определений Реального

[12] Фрейд З. О психогенезе одного случая женской гомосексуальности (1920); 7 том десятитомного собрания сочинений «Навязчивость, паранойя, перверсия» – М.: ООО «Фирма СТД», 2006

[13] См. главы 6-8  Lacan J. Le séminaire, Livre IV: La relation d’objet, 1956-1957, (texte établi par Jacques-Alain Miller) – Paris: Seuil, 1994

[14] Прежде всего мы имеем непосредственную ссылку на воображаемый объект. Речь идёт о ребёнке, который, согласно интерпретации, появляется как ребёнок от отца. Как мы уже говорили, гомосексуалисты, на самом деле, и вопреки тому, что можно было бы предполагать, но что делает очевидным анализ, являются субъектами с очень сильной фиксацией на отце.

Почему впоследствии происходит настоящий кризис? Потому что вторгается реальный объект. Отец дарит ребёнка, это так и есть, но дело в том, что кому-то другому, тому, кто является для него более близким.

Это то, что производит реальный переворот, и мы понимаем механизм. Но я полагаю, что крайне важно отдавать себе отчет в том, что он уже был установлен в плане символического. Именно в плане символического, но не в плане воображаемого, субъект удовлетворяется ребёнком, полученным от отца. То, что поддерживало её отношения с женщинами, уже было выстроено отцовским присутствием, отцом истинным, отцом сильным, отцом, который навсегда останется тем, кто даст ей ребёнка.  Присутствие реального ребёнка, внезапное обнаружение реального объекта, который материализуется с тем фактом, что именно мать обладает им, выводит её на план фрустрации.
Lacan J. Le séminaire, Livre IV: La relation d’objet, 1956-1957, (texte établi par Jacques-Alain Miller) – Paris: Seuil, 1994, p.p.109-110

[15] Фрейд З. Толкование сновидений (1900); 2 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006. стр. 488-489

[16] См. Лакан Ж. (1964). Семинары, Книга 11 «Четыре основные понятия психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2017 стр.40-41

Достаточно, однако, проследить путь психоанализа с первых его шагов, чтобы убедиться, напротив, что свести наш опыт к формуле жизнь есть сон он не подает ни малейшего повода. Ни один другой вид человеческой деятельности не ориентирован в такой степени на то, что лежит в сердцевине нашего опыта, — на ядро Реального. Но где же именно мы с ним, с этим Реальным, встречаемся? Ведь то, что психоанализом было открыто, свидетельствует на самом деле о встрече, о встрече с чем-то существенным — о том свидании, куда мы изначально приглашены и которого Реальное всякий раз избегает. Там же, стр. 61

Реальное находится по ту сторону того, что мы назвали automaton, по ту сторону возвращения, возврата, по ту сторону навязывающих себя знаков — всего того, одним словом, на что принцип удовольствия нас обрекает. Реальное — это то, что всегда лежит за automaton, и чем больше читаешь работы Фрейда, тем очевиднее становится, что именно оно, Реальное, и является предметом главного его интереса. Там же, стр.62

Функция tuche, функция Реального как встречи — встречи, которая может не состояться, которая, более того, и есть по самой сути своей встреча несостоявшаяся, — предстала поначалу в истории психоанализа в форме, которая уже сама по себе заслуживает внимания, — в форме травматизма. Разве не замечателен сам по себе тот факт, что Реальное с самого начала заявило о себе в психоаналитическом опыте в форме того, что не поддается в нем усвоению — в форме травмы, то есть в форме, благодаря которой происхождение Реального неизбежно предстает как результат случая? Там же, стр. 62

[17]  Неужели реальностью, которая пробуждение вызывает, являются едва слышные звуки в соседней комнате, неужто им все царство сна и желания стремится противостать? Не заключается ли дело в чем-то другом? Не оно ли, другое это, просвечивает здесь из глубины переживаемого в сновидении страха? Не отношения ли это отца и сына — то последнее, интимное в них, что оказывается на поверхности даже не в смерти этой, а в том, чем является эта смерть как нечто потустороннее, по смыслу своему судьбоносное? Там же, стр. 77

И вовсе неправда, что в сновидении этом ищет себе опору образ ребенка, который все еще жив. Умерший сын, берущий за руку своего отца, — это видение, что исполнено боли поистине нестерпимой, — указывает на нечто потустороннее, что дает в сновидении о себе знать. Желание предстает здесь утратой объекта — утратой, облеченной сновидением в болезненный до предела образ. Лишь в сновидении может эта единственная в своем роде встреча поистине состояться. Лишь ритуал, лишь действие, что повторяется вечно, способно стать вечной памятью незапамятной этой встречи … Там же, стр. 66

[18] здесь уместно сослаться на (про)буддистский термин пробуждения +
Вспомните ход рассуждений, для нас столь важный, в «Человеке-волке». Он ясно дает понять, что в действительности занимает Фрейда все больше и больше по мере того, как яснее становится для него функция фантазма. Все более настойчиво, почти со страхом, задается он вопросом о том, какова та главная встреча, каково то Реальное, которое, как он теперь твердо знает, за фантазмом стоит.
Лакан Ж. (1964). Семинары, Книга 11 «Четыре основные понятия психоанализа» М.: Гнозис, Логос. 2017 стр.61

[19] Чжуан-цзы однажды приснилось, что он стал бабочкой.
Утром он был очень подавлен. Его друзья были удивлены таким состоянием Мастера и спросили его:
– Что случилось? Мы никогда не видели тебя таким подавленным. Чжуан-цзы ответил:
– Я озадачен, я в растерянности, я не могу понять. Ночью, когда я спал, мне приснилось, что я стал бабочкой.
Один из друзей рассмеялся и сказал:
– Никого никогда не беспокоят сны. Когда ты просыпаешься, сон исчезает. Почему он тебя беспокоит?
– Дело не в этом, – ответил Чжуан-цзы.
– Теперь я озадачен: если Чжуан-цзы во сне может стать бабочкой, то, возможно, сейчас бабочка уснула и ей снится, что она – Чжуан-цзы…»

[20] Фрейд З. Толкование сновидений (1900); 2 том десятитомного собрания сочинений – М.: ООО «Фирма СТД», 2006. стр.125