Ж.-А. Миллер DONC Лекция IX

Жак-Ален Миллер
Итак. Логика лечения.
(неопубликованный курс, 1993-1994)
перевод Мощенко С.С.
встреча IX

Что ж, Семинар IV вышел в свет. Теперь и вы можете его прочитать – прочитать, как я его прочитал. Конечно, видимо, многие из вас его уже прочли, поскольку записи циркулируют. Но теперь вы можете прочитать его иначе. Что в самом деле добавляет редакторская работа? Она привносит исправления, но это не главное. По части исправлений всегда есть что доделать. Перечитывая заново, я постоянно нахожу что-то ещё. Так что, это не заканчивается. Я полагаю, что главное – это как раз пунктуация, пунктуация, которую Лакан упоминает на странице 313 Écrits.

В третьей части Римской речи, посвящённой взаимосвязи интерпретации и времени, Лакан делает пунктуацию главенствующим концептом интерпретации. Я зачитаю вам этот короткий отрывок:

Хорошо известно, что в практике создания текстов символических писаний, будь то Биб­лия или китайские канонические книги, отсутствие пунктуации являет­ся источником двусмысленности, расставленная пунктуация фикси­рует смысл, тогда как её изменение этот смысл обновляет или меняет на противоположный, ошибка в пунктуации эквивалентна искажению смысла.

Скажем так, то, что может повлиять на разницу между вашим чтением до и после редакции Семинара, это именно сделанный мной выбор по части пунктуации, пунктуации в тексте Семинара, разделения его на части и именования того, что стало главами. Пунктуация внедряется также и в главы, разделяя каждую на три части. Далее пунктуация переходит на уровень параграфов, поскольку, вообще говоря, в стенограмме параграфов нет, хотя, конечно, паузы и отмечены. Наконец, пунктуация доходит до уровня предложения, поскольку и предложений в стенограмме нет – там нет специально выстроенных предложений. Так вот, я бы не хотел перечислять все эти выборы. Возможно, их и можно посчитать, я не знаю, но их слишком много.

Функция времени здесь представлена, как не причастная аналитической интерпретации. Лакан подчёркивает функцию пунктуации, обосновывая переменную длительность сеанса, стараясь также показать, что аналитик не может оставаться безучастным к моменту прекращения сеанса, поскольку если это так или если применяется стандартное хронологическое правило, то он наиболее надёжным образом лишает себя возможности на интерпретацию. Он не распознаёт структуру логического времени. Он неудачно вмешивается в то, что Лакан называет моментами поспешности (moments de hâte) субъекта, то есть, прямо говоря, он может тем самым убить заключение (conclusion). Именно здесь Лакан применяет слово заключение – заключение, в направлении которого устремляется субъект. Есть риск в конце сеанса зафиксировать заблуждение или создать повод для ответной уловки, что не предполагает редакторской работы, потому что функция времени проникает в такое измерение под видом прежде всего того времени, которое необходимо, чтобы именно это совершить. Эта тема питает почву множества претензий, но, в конце концов, прошло уже достаточно времени, чтобы мы смогли констатировать, что таким образом я никак не отвлекаюсь от моего собственного ритма во мне.

Определённо, и расстановка пунктуации может привести к заблуждению. Вот почему есть насущная необходимость иметь одну идею, которая приводит в движение все Семинары. Речь идёт именно о том, чтобы уловить в каком направлении они устремлены, чтобы появилась возможность привнести минимум пунктуации. Таким образом, правило расстановки пунктуации прекрасно задаётся ретроактивной моделью, представленной Лаканом. В самом деле, именно исходя от заключения (conclusion), к которому устремлён дискурс, может быть зафиксирована очерёдность элементов фразы, и главы, и всего текста.

                                    схема 1

В то же время эта схема хорошо применима для чтения, которым мы сейчас занимаемся, то есть мы не можем не читать этот Семинар – который, будучи актуальным сегодня, был прочитан давным-давно – по причине того, что мы знакомы с более поздним учением Лакана. Сегодня я бы хотел заняться именно таким упражнением, используя эту актуальность, чтобы включить теперь данный Семинар в этот курс. Такой обычай я завёл, начиная с выпуска одного Семинара, которому я тогда посвятил одну или две встречи. Сейчас это тем более обосновано тем фактом, что вторая половина текста представляет собой комментарий к наблюдению случая маленького Ганса Фрейда.

То, чем наполняется это наблюдение, то, что наблюдается – и я сохранил в названии этой части термин наблюдения, используемый Лаканом и Фрейдом – то, что наблюдается, это появление, установление и исчезновение фобии в чётко определённый период с января по начало мая 1908 года. За этот срок фобия исчезла и похоже на то, что юный субъект нашёл некоторый баланс, смог – попросту говоря – жить без особых мучений, без той страстной интеллектуальной деятельности, которую мы могли отследить в кругу внешней для него среды, что даёт право сказать, что в этом случае было найдено чёткое лечебное решение (nette résolution curative), применяя здесь выражение Лакана, которое он использовал в кратком резюме этого случая в Инстанции буквы, которое вы найдёте на страницах Ecrits, и которое прозвучало на лекции того же года. Исходя из того, что имело место очевидное терапевтическое лечебное решение, наблюдение случая маленького Ганса можно представить в качестве парадигмы аналитического лечения. В любом случае, к этому есть предпосылки, ввиду того измерения полноты, которое оно демонстрирует. Тем не менее я позаботился о том, чтобы сохранить термин наблюдение, поскольку вопрос ставится таким образом, чтобы понять было ли это лечением. В целом, мне показалось чрезмерным и рискованным использовать в качестве названия этой части Лечение маленького Ганса. Лечение ли это? Ответ на этот вопрос не прост. В любом случае, таких ответов много.

Да, это лечение! И чем бы это могло быть другим? Имел место патологический феномен, и этот феномен исчез. Он не исчез сам по себе, хотя мы обосновано могли бы задаться вопросом не исчез бы он сам по себе, если бы мы оставили его в покое. Ведь мы наблюдаем большое количество случаев детской фобии, в которых, как кажется спешить некуда. Порой мы видим, что такой феномен отступает без специального терапевтического вмешательства. Но в этом случае феномен отступил только в условиях довольно сложных отношений с агентами, представляющими собой агентов терапии, со специально мобилизованной вокруг феномена терапевтической проблемой. Таким образом, если мы заключаем, что исчезновение патологического феномена посредством терапевтических отношений, терапевтической деятельности или в условиях такой деятельности, предполагает лечение, тогда речь идёт о лечении.

Нет, это не лечение! Это не лечение, потому что агентом терапии выступает отец. Именно он ведёт основную часть терапевтического диалога. Отец является персонажем истории маленького Ганса. Это не профессионал со стороны, здесь нет возможности судить о его невовлечённости, о его доброжелательном нейтралитете, о всём, том, что связано с его дезимпликацией[1] [вынесенностью во вне / безучастностью], о продуктивных для субъекта эффектах в случае диалога с дезимлпицированным по отношению к его истории персонажем. Напротив, это персонаж, принимая во внимание каким образом он исполняет свою отцовскую функцию, несёт несомненно наибольшую ответственность в возникновении феномена фобии. Иначе говоря, этот агент терапии появляется в ходе самого наблюдения, как агент неистово патогенный.  И несомненно, что ключевым словом здесь является несостоятельность. По крайней мере, именно это слово я приметил в высказываниях Лакана, чтобы включить в название главы XXI Панталоны матери и несостоятельность отца. На самом деле, в этой главе развивается постоянно звучащая в важных высказываниях маленького Ганса тема о разных панталонах его матери. Очевидно, что это не может не срезонировать у нас вопросом о том, кто носит не панталоны (les culottes), а о том, кто носит брюки (la culotte) в доме родителей маленького Ганса. Таким образом подготавливается вторая часть названия о несостоятельности отца.

Несостоятельность (сarence) – это слово, означающее нехватку. Оно происходит о латинского carerе, глагола со значением упустить. Несостоятельность должника означает отсутствие ресурсов для оплаты долга, в более общем смысле, уклонение от своих обязательств или, по меткому выражению Ле Робер, подразумевает не справится со своей задачей. Добавим также, что на органическом уровне – это отсутствие элементов, веществ, которые способствуют питанию органической ткани. Таким образом, это слово, смысл которого может быть обсуждаемым, является тем не менее принципиально важным для установления механизма фобии. Это слово можно найти в резюме Лакана на страницах 519-520 Ecrits, где он говорит о маленьком Гансе пяти лет, брошенном на произвол судьбы вследствие несостоятельностей его символической среды.

Конечно, стоит прокомментировать каждый термин этого тщательно взвешенного выражения, обобщающего представление Семинара IV. Брошенный на произвол судьбы (laissé en plan) маленький Ганс напоминает нам о ситуации президента Шребера. Это прямое заимствование из словаря Шребера, когда он после ухода божеств в ужасе обнаруживает себя осиротевшим, брошенным на произвол судьбы, поддаваясь наслаждению, которое для него переходит в реальное. Таким образом, это выражение заимствуется из дискурса самого президента Шребера, из самого психотического дискурса.

Есть также прилагательное символический, которое имеет важное значение, поскольку благодаря ему мы избегаем того, чтобы поместить эту несостоятельность в простой регистр реальности. Если Лакан впоследствии отказался от термина «несостоятельность», и даже критиковал его, то лишь постольку, поскольку он может навести на мысль, что нехватка в реальности окружения – отсутствие отца, матери или такого-то элемента семейной констелляции – могла ipso facto иметь патогенные последствия. Здесь Лакан не говорит о реальности окружающей среды, он не говорит об отсутствии или присутствии какого-либо персонажа в реальности, он говорит о символической среде. Другими словами, речь идет не столько о персонажах, сколько о символических функциях, которые им следует более или менее хорошо исполнить. Там в тексте уточняется, что речь идёт о несостоятельности, как несостоятельности символической, и возможном провальном отсутствии того или иного персонажа на месте символа. На самом деле, Лакан указывает на отсутствие реального отца, отца в реальности на месте символа, на провал символической функции отца. И Лакан расшифровывает скрытое постоянное, по крайней мере, регулярное воззвание маленького Ганса к отцу, чтобы он эту функцию исполнил.

Почему несостоятельностей? Почему в тексте Ecrits множественное число, а в Семинаре IV мы находим этот термин в единственном? Потому что сущностная несостоятельность определяется смещением всех персонажей, призванных исполнять функции, составляющие этот символический антураж – это то, что Лакан описывал по другим поводам, ссылаясь на конфигурацию, предшествующую рождению субъекта, используя выражение означающей констелляции. Здесь, поскольку маленькому Гансу уже пять лет, используется выражение символического антуража.

Таким образом, в этом Семинаре, есть знаки дисфункции символического антуража. Тогда как один автор, критикуемый Лаканом в первой главе, пеняет на недостаток точности наблюдения за родительской парой, указывая на то, что Фрейду следовало бы сказать больше об отношениях родителей, Лакан, напротив, с удовольствием отмечает оставленные Фрейдом намеки, порой мимолетные, которые дают нам представление об этой паре. Дело не только в том, что отец Ганса слишком добр, ведь Ганс прямо упрекает его в этом и просит быть злым. Лакан ссылается в этом месте на статью, опубликованную в International Journal, в которой упоминается та самая большая беседа Ганса с его отцом, где этот пятилетний малыш использует похожие на библейские выражения, объясняя отцу, что он от него ждёт. Так что дело не только в том, что отец слишком добр к маленькому Гансу и что последний требует от него более жесткого, или даже более жестокого, исполнения этой функции, дело в том, что он, несомненно, как отмечает Лакан, точно также несостоятелен в отношениях с матерью, которая, кажется, делает все, что ей заблагорассудится. До такой степени, что мы можем отметить отсутствие в наблюдении и в комментариях Фрейда, отсутствие вообще-то весьма примечательное, каких-либо намеков на наблюдение пресловутой первосцены. У нас не складывается впечатления, что в случае этой пары есть основания предполагать возможность того, что маленький Ганс мог случайно наблюдать совокупление отца и матери. Этот вопрос в какой-то момент возникает, делается намёк, на что отец отвечает: «Совершенно исключено!» Связано ли это с особыми мерами предосторожности, которые, как сообщается, были приняты в этом отношении? Лакан думает иначе. Он предполагает, что если у Фрейда нет в этом сомнений, то потому, что он знал, о чём идёт речь, поскольку мать маленького Ганса была его пациенткой, и конечно он имел возможность выслушать её жалобы на отсутствие желания у отца. Очевидно, что для того, чтобы таким образом скомпоновать эти данные при чтении требуется обратить на них пристальное внимание, и один из интересов, которому стоит следовать в прочтении этого тщательного комментария Лакана заключается в том, чтобы увидеть, как он использует эти мимолётные намеки Фрейда. Что нельзя отрицать, так это то, что является горизонтом этого наблюдения, а именно разделение родителей. После того, о чём повествует наблюдение случая, отец и мать разойдутся, и в некотором смысле можно сказать, что фобия маленького Ганса предвосхищает это событие.

Итак, я сказал, что нет, это не лечение, потому что отец, и ещё как, вовлечён в патологию этого случая. Также я сказал, что да, это лечение. Это лечение, потому что присутствует Фрейд, и отцом, агентом терапии, периодически дистанционно руководит Фрейд. Кроме того, существует огромный перенос на Фрейда у всей семьи – у отца, у матери и у малыша. Это были первые последователи Фрейда, в то время, когда в Вене 1908 года, это обрело свой полный смысл, который необходимо было отстаивать. Они были пионерами психоанализа. Маленький Ганс оказался сразу внутри. Он, должно быть, почему бы и нет, слышал, как его родители говорили о Фрейде за столом, его не пришлось уговаривать как-нибудь зайти к профессору самому. На протяжении всего наблюдения мы замечаем, что он сам понимает, что все его высказывания передаются Фрейду. Если мне не изменяет память, как-то раз, когда отец делал заметки, маленький Ганс говорит ему: «Запиши это как следует, чтобы рассказать профессору». Другими словами, он действительно постоянно предполагает давлеющее присутствие Фрейда. Кроме того, если Фрейд сам – когда он обращается к маленькому Гансу, применяя ту самую знаменитую конструкцию ещё до того как ты родился, Милостивый Бог уже знал, что появится маленький мальчик, которого назовут Ганс, и у него будут такие-то и такие-то отношения с папой и мамой …, – если Фрейд сам занимает эту позицию Бога-Отца, чтобы научить маленького Ганса, чтобы предоставить ему эту по настоящему массивную порцию знания, то делает он это понимая, что лечение происходит через посредника, которым является отец, он усиливает свою интервенцию, укрепляет её, делает её массивной, чтобы она утвердила его в качестве субъекта предположительно знающего на весь период наблюдения. Если Фрейд во время случившейся встречи говорит с маленьким Гансом в таком тоне, с таким нажимом, и в такой довольно прямой манере, можно предположить, что он знает, что делает, и делает это для того, чтобы одним махом перескочить через отца и обеспечить гарантию терапии, как гарантию происходящего процесса. Таким образом, дело не только в дистанционном руководстве и своего рода раздвоенной между отцом и Фрейдом фигуре терапевта, но и в том, что весьма похоже, что Фрейд делает все от него зависящее, чтобы занять отчётливо асимметричную позицию и несколькими словами зафиксировать свое положение в качестве поворотной оси всего процесса. Кроме того, мы хорошо видим, что внимание, уделяемое маленькому Гансу, приводит к производству необычайного изобилия продуктов. Он идёт на поправку. Речь набирает обороты. Несомненно, всё это предлагается к обсуждению. В наблюдении присутствует нечто искусственное, поскольку маленький Ганс в действительности поощряется к развитию фобии, но, по сути, это лишь точно отражает сам аналитический элемент наблюдения, а именно то, что его наделили желанием говорить – эта искусственная уловка в конце концов является не чем иным, как следствием самого по себе аналитического ухищрения. Почему бы, в самом деле, не признать, что этот симптом приобрел более плотную форму в результате проводимого терапевтического вмешательства? Итак, это лечение постольку, поскольку в нём присутствует Фрейд, причём присутствует и в той позиции, которая была ему предложена, и в той позиции, которую он сам акцентировал и усилил.

Я только что сказал, что это наблюдение, по представлению самого Лакана, ценно своей полнотой. Оно действительно выглядит как завершенный в терапевтическом измерении путь. На страницах своего текста «Инстанция буквы» Лакан подчеркивает его завершенность, когда отмечает, что Маленький Ганс развивает все возможные комбинации ограниченного числа означающих. Я акцентирую здесь внимание на все. Или, опять же, Лакан упоминает — я уже цитировал это – исчерпание всех возможных форм невозможности в этом наблюдении. В этом заключается ценность наблюдения, но в то же время Лакан ставит под сомнение то, что в нем можно увидеть парадигму аналитического лечения. Он не уверен, и здесь возникает вопрос можно ли в рамках, собственно говоря, аналитического лечения представить себе такое исчерпание, такую полноту. В любом случае, это повод для вопросов и сопоставлений. В каком смысле мы можем сказать о самом аналитическом лечении, что в нем исчерпываются все возможные формы? В этом заключается ценность наблюдения, но в то же время поднимается вопрос уместно ли здесь говорить о завершении анализа, в том смысле как мы говорим об исцелении в процессе лечения (résolution curative), и соответствует ли то, что является завершением анализа, этому критерию полноты. Другими словами, вопрос ставится таким образом: относится ли «итого пасса» (le donc de la passe) к типу наблюдения за маленьким Гансом? Означает ли это «итого» завершение исчерпания или нет? И в какой степени, в каком смысле в аналитическом опыте существует ограниченное число означающих?

Если рассмотреть само продвижение наблюдения в целом и комментарий, который можно к нему дать, то этот вопрос о соотношении между лечебным разрешением и завершением анализа, конечно, остается открытым. По сути, этот комментарий состоит в том, чтобы вернуться от патологической проблемы фобии к психической проблеме. Те самые термины, которые использует Лакан, такие как решение, разрешение, уравнение этого решения, пример которого есть в этом Семинаре – уравнение, предвосхищающее знаменитую формулу отцовской метафоры – все эти термины, которые там используются, показывают, что за этим феноменом стоит одна проблема. Фобия – это не проблема. Фобия – это попытка решить проблему. Конечно, это неприемлемое решение. Оно неприемлемо, потому что приводит к недееспособности маленького Ганса. Оно мешает ему гулять, изолирует его в кругу семьи. Это решение, которое принесёт ему много страданий. Можно сказать, что оно делает его нежизнеспособным. Нежизнеспособность решения должна быть подчёркнута как таковая. Лакан говорит, что, когда Маленький Ганс выходит из фобии, он восстанавливает «жизнеспособный регистр объектных отношений». Итак, перед вами, прежде всего, нежизнеспособность. Все невротические патологические феномены можно рассматривать в качестве попыток найти решение, которое поверяется тем приемлемо ли оно для жизни или нет. Итак, что там в этой пригодности для жизни и нежизнеспособности? В чём смысл этой несколько громоздкой и расплывчатой отсылки? Можно было бы начать с того, что сказать, что в конечном итоге речь идёт о связи с наслаждением, водворяющимся в субъекте.

Если фобия – это не проблема, но попытка решения проблемы, в чём состоит проблема? По сути, с одной стороны, проблема – это некая символическая проблема. Это можно обобщить с помощью выражения символическая несостоятельность отца, то есть, что символическая среда маленького Ганса способна предложить ему лишь неисправно работающий аппарат. Можно сказать, что проблема в этом. Но и не совсем так, потому что символ, как Лакан формулирует его в этом Семинаре, – это скорее решение, это скорее средство решения. Несомненно, проблема в том, что у маленького Ганса нет символических средств решения, и что в своей речи, активированной терапевтическим вмешательством, он ищет символические элементы решения. Действительно, можно сказать, что в ходе преобразований его речи наблюдается постепенная символизация различных элементов, с которыми он имеет дело. Видно, как ситуация, с которой он имеет дело, помещается в символические элементы. В этом Семинаре можно увидеть, как элементы, грубо говоря воображаемые, мало по малу символизируются. Несмотря на то, что символическое является средством решения, проблема ещё не решена – это раз эта проблема и мобилизует символическое в качестве средства решения. Но сама проблема ещё не решена. Проблема здесь – это проблема наслаждения. И гораздо позже, когда Лакан в эпоху узлов в нескольких предложениях резюмирует случай маленького Ганса, именно на этом он сделает акцент: на проблеме наслаждения, стоящей перед маленьким Гансом. Последний мобилизует символические средства решения, но на уровне этих средств нечто оказывается недоступным, что вынуждает его к временному решению.

Эту проблему наслаждения можно назвать проблемой фаллического наслаждения. Это вопрос, который ставят перед маленьким Гансом особенные ощущения, приходящие от его полового органа. В тексте Инстанция буквы Лакан, чтобы обозначить эту проблему, говорит так: внезапно актуализировавшаяся для него загадка его пола и его существования. Очевидно, вместе с тем, что здесь мы еще далековаты от того, чтобы сформулировать вещи в терминах проблемы наслаждения. Существование – это то, что нужно отнести к вопросам маленького Ганса в стиле: где я? кто я такой? почему я? Можно сказать, что ансамбль этих вопросов представлен в его жизни присутствием младшей сестры, маленькой Анны. Примечательно, что во всяком случае для Фрейда, это отношение старшего к младшему всегда было особенно важным пунктом, которому он приписывает множество особых трудностей в психическом развитии старшего.

Вы можете взять текст Фрейда, который называется Конструкция в анализе, где он показывает нам конструкцию в том виде, в каком аналитик может её разработать и сообщить пациенту, как дополнение воспоминания, у которого не получается вернуться, как заполнение дыры в последовательности воспоминаний – конструкция в анализе располагается там, где прерывается цепочка воспоминаний. Какой он приводит пример? Какой пример для этой функции конструкции приводит Фрейд в этом тексте? Так вот, это то, что вы хотели забыть момент, когда рождение еще одного ребенка помешало вам остаться единоличным владельцем матери. Это и есть дыра или воспоминание, которое нужно вернуть. Этот отрывок кажется намеком на случай маленького Ганса, и это, нужно сказать, весьма примечательно, поскольку выглядит так, что лишает старшего ребенка обладания матерью не отец, не функция отца, но появление младшего ребёнка. Вот смысл этой конфигурации в разработке Фрейда. В приведённом им примере конструкции, именно на появление другого ребенка возлагаются функции, которые можно было бы считать функциями эдипального отца. Итак, вот какой смысл это может приобрести. Таким образом, мы можем сказать, что для Ганса вопрос существования здесь в первую очередь поддерживается появлением этого другого ребенка.

Когда Лакан говорит о загадке его пола, это не означает, что Ганс затрудняется непосредственно в отношении того какого он пола. Речь не идёт непосредственным образом об истерии Ганса. Напротив, на протяжении всего наблюдения, он совершенно уверенно проявляет свою мужественность по отношению к маленьким девочкам, дамам, которые могут появиться в его жизни, горничным и так далее. Нельзя сказать, что вопрос пола для Ганса стоит непосредственно таким образом: мужчина я или женщина? Вопрос пола здесь не является истерическим вопросом половой идентичности, но вопросом: что делать с наслаждением полового органа? Но также можно сказать, что этот вопрос пола, как вопрос выбора между двумя полами, появляется у Ганса, когда в одном моменте он колеблется отец он или мать. Лакан придаёт большое значение упомянутом выше вопросу.

Если бы я хотел резюмировать проблему и решение, вытекающие из наблюдения, я бы записал это, как отношение между фаллическим наслаждением – я ставлю ромб, означающий отношение – и Именем Отца. Воззвание, которое делается в процессе наблюдения к Имени Отца, как к решению, происходит от проблемы, проистекающей от фаллического наслаждения.

J φ ◊ NP

Если я перефразирую тезис, развивающий этот Семинар Лакана, то прозвучит он как то, что проблема фаллического наслаждения неразрешима в эпоху правления матери, когда эта проблема даже не может быть поставлена. И именно поэтому она имеет статус загадки. Я придаю большое значение этому слову, которое Лакан использует в Ecrits по поводу маленького Ганса. Она имеет статус загадки, то есть это еще даже не проблема. Это становится проблемой только благодаря символизации, прогрессу символизации. Она разрешима только в эпоху правления отца. Представление о том, что на этом уровне есть загадка, мы найдем в развернутой формуле метафоры отца, когда Лакан в качестве означаемого Желания Матери (DM) запишет х. Желание матери имеет, в качестве означаемого для субъекта, х, который представляет собой матему загадки. Назначение этого х в формуле отцовской метафоры – быть матемой загадки.

DM ↓
— — — — —
х

Только посредством функционирования отцовской метафоры, то есть замещения означающим Имени Отца означающего Желания Матери – и в этой дробной записи [ NP / DM ] черта имеет другое значение, нежели разделяющая означающее и означаемое черта сопровождающей её [в формуле отцовской метафоры] другой дроби [ DM / x ], вот в чём дело, поэтому я провёл такую стрелку, тогда как там [в первой дроби] черта – это черта замещения, что создаёт двусмысленность в применении Лаканом черты, которая не всегда имеет одно и тоже операциональное значение – итак, только посредством замещения Именем Отца означающего Желания Матери эта загадка уступает место фаллическому значению – фаллическому значению, которое Лакан в отцовской метафоре записывает словом фаллос побуквенно – phallus вместо х

 NP              phallus
— — —        
DM		 

Он пишет фаллос полностью, потому что на самом деле там тоже есть происходящая замена. Если проследить ход этого Семинара, становится заметным что воображаемый фаллос заменяется на символический. И поэтому в своей формуле, которую Лакан дает в Ecrits, обозначая фаллос полным словом, он фактически подвёрстывает всё то, что является операцией замещения, которую мы можем проследить в этом Семинаре, – замены воображаемого статуса фаллоса на символический.

Сказать, что наблюдение маленького Ганса, несмотря на его полноту, представляет нам парадигму аналитического лечения, парадигму завершения анализа, мешает то, что решение, о котором идет речь, решение фобии, это комплекс Эдипа, это позиция эдипова комплекса. Действительно, все наблюдение в том виде, в каком его комментирует Лакан, показывает нам субъекта, ищущего комплекс Эдипа. Он не ищет потерянного времени, вернее, он ищет потерянное время в начале, ищет рай детской любви с матерью, а затем он оказывается на пути к комплексу Эдипа. Другими словами, фобия в ее структурированном виде появляется как призыв эдипова комплекса, воззвание к основополагающему замещению Именем Отца (NP) Желания Матери (DM). Таким образом, мы можем сказать, что клинической основой отцовской метафоры Лакана является наблюдение за маленьким Гансом.

Это такое воззвание к эдипову комплексу, в котором, представив нам означающее лошади как способное принимать чрезвычайно разнообразные значения, Лакан, когда формулирует уравнение решения маленького Ганса и предшествующих ему перестановок, в конечном итоге делает лошадь заменой Имени Отца. Лошадь, фобический объект маленького Ганса, является – если использовать термин Фрейда – эрзацем Имени Отца. Это, кстати, гораздо позже приведёт Лакана к вопросу о том, не является ли на самом деле любое Имя Отца подменным Именем Отца. Когда он задастся этим вопросом, он проведет семинар Не одураченные заблуждаются[2] (Les non-dupes errent), конечно, в названии присутствует экивок [название полностью омофонично Les noms du père], но также важно множественное число, которым наделяется Имя Отца. Тогда как в Семинаре IV эта функция, которая пока еще не названа как таковая (и возникает ближе к концу тома) с необходимостью фигурирует в единственном числе, как основная точка пристёжки всей артикуляции, хотя если посмотреть на случай маленького Ганса с другой стороны, то уже можно уловить намёк, что вообще-то Имя Отца является лишь одним Именем Отца среди других. За этим может последовать переоценка найденного маленьким Гансом решения. В конце концов, он нашел, в сущности, Имя Отца для себя самого. То, что исчезает в Именах Отца во множественном числе – это идея типичного решения, тогда как один из постоянно появляющихся комментариев Лакана по поводу найденного маленьким Гансом в процессе лечения решения заключается в том, что он оценивает его относительно типичного решения комплекса Эдипа. То, что Лакан называет типичным решением эдипова комплекса – это истинное Имя Отца, занявшее своё место, чего, по его мнению, с маленьким Гансом не происходит.

Таким образом, сама идея типичного решения может быть поставлена под вопрос, и она подвергается сомнению, когда Лакан умножает Имена Отца, используя форму множественного числа. Эта лошадь, несомненно, является могуществом и в то же время перемежающимся могуществом, которое выступает в качестве связующего элемента, поскольку, с одной стороны, несомненно, она олицетворяет отцовское могущество – на довольно продвинутом этапе наблюдения маленький Ганс отмечает красивую поступь, горделивость и сияющий ореол лошади, сопоставляя эти черты с чертами отца  –  лошадь кажется ему олицетворением отцовского могущества – но, с другой стороны, она заимствует могущество у матери. Одна из её существенных черт – это на самом деле укус, тот укус, которого он боится, имеющий настолько важное значение, что Лакан удостаивает его матемы, поскольку в предложенных им формулах мы в какой-то момент обнаруживаем маленькую букву m, которая является матемой укуса. Укус – это своего рода матема оральных отношений. Существует представление об оральных отношениях, которое заключается в том, чтобы одновременно пожирать и быть сожранным, и этот возврат к оральным отношениям с матерью заключается в том, чтобы пожирать ее и бояться, в свою очередь, быть ею сожранным – вот что воплощает собой страх укуса лошади. Как я отметил с помощью размещённой на задней обложке Семинара цитаты, поворотным пунктом, является момент, когда этот укус, который отражает сущностное качество оральной матери, становится символизированным и входит в комбинаторный цикл.

Скажем так, в том измерении, где завершение лечения маленького Ганса вращается вокруг разработки Эдипова комплекса, трудно усмотреть в нём лишь понятную парадигму аналитического опыта. С другой стороны, Лакан обращается – я уже говорил об этом – к диагностической оценке решения маленького Ганса. На странице 383 вашего Семинара есть предложенное им толкование одного из последних диалогов маленького Ганса и его отца от 30 апреля, где подчёркнуто, что это не типичное решение Эдипова комплекса, но что отец окончательно и бесповоротно несостоятелен, то есть не в состоянии исполнить посредническую функцию третьей стороны, и что в символической среде маленького Ганса только бабушка, мать отца, оказывается воплощением этой функции. Другими словами, в конечном счете, маленький Ганс находит как Имя Отца только бабушку, которая является матерью отца.

Таким образом, когда он признается своему отцу, что он не мать, а отец, что он намеревается быть мужем матери, а сам отец будет дедушкой – это его решение – Лакан интерпретирует эти бескомпромиссные утверждения как то, что на бессознательном уровне имеет выражение: итак, я мать. Я не привожу демонстрацию целиком, но давайте просто скажем, что она сводится к фразе итак, я мать, и к тому факту, что в конечном счёте он останется привязанным на протяжении всего своего существования к воображаемому созданию материнского типа. Вот что стало для него решением проблемы наслаждения – Имя Отца, но Имя Отца, воплощенное матерью отца.

Я оставлю на потом – поскольку я хочу еще задержаться на этом Семинаре – вопрос, который возникает в связи с этим по поводу завершающего «итого» (donc) анализа. То, что возникает в связи с этим следует тщательно взвесить, и вопрос звучит следующим образом: в какой мере завершение анализа завязано на принятие комплекса Эдипа? Конечно, можно сказать, что в учении Лакана преобладающее значение эдипова комплекса в вопросе завершения анализа сохраняется в течение довольно долгого периода, даже в то время, когда прямые отсылки к Эдипу прекращаются. Например, когда Лакан чуть позже формулирует окончание анализа на основе фаллической дезидентификации – нужно, чтобы субъект смирился с тем, что он не является фаллосом, хотя его фундаментальное желание заключается в том, чтобы им быть, он должен отказаться от своего итак, я фаллос, – можно сказать, что это все еще каким-то образом относится к структуре комплекса Эдипа. Это опять-таки соотносится с некоторой незавершенностью отцовской метафоры, что оставляет субъекта все еще в плену отождествления с фаллосом в желании матери. Другими словами, даже когда проблематика в терминах идентификации и дезидентификации, как кажется, противопоставляет субъект и фаллос, в конечном итоге все равно остаётся отсылка к какого-то рода незавершённости в отцовской метафоре. Я оставляю этот вопрос открытым, потому что речь идет о том, вписывается ли проблематика завершения анализа в Эдип, в том числе в его производные версии, такие как фаллическая дезидентификация, или она решительно выходит за эти пределы.

Я хочу ещё задержаться на этом Семинаре, чтобы сделать попытку раскрыть логику определённого хода – логику, которая начинается не со случая маленького Ганса, который представляет собой завершающий его этап – и сначала я хотел бы прояснить место этого семинара в учении Лакана.

Можно сказать, что в разработке лакановского учения первый и второй Семинары идут вместе, как идут вместе Семинары III и IV. Семинар I отправляется от аналитической техники, точно так же как римская речь в её первой части также берет свое начало от полной и пустой речи. Отправная точка, расположенная в аналитическом опыте, позволила затем осуществить разработку, основная задача которой заключалась в том, чтобы показать разделение воображаемого и символического регистров, то есть шаг за шагом вывести символический регистр из воображаемого регистра, чтобы показать исходя из этого структурно определяемую разницу между собственным Я и субъектом. Именно на этой основе Семинар II представляет собой разработку символического, которая акцентирует функцию означающего и конструирует автономию этого измерения.

Именно в этом смысле, хотя судя по названию этот семинар посвящён Я, его сердцевиной является повторение, как символическое повторение, поэтому я тогда решил не иллюстрировать его обложку Нарциссом – есть очень красивая картина Караваджо Нарцисс, которая привлекла моё внимание – но использовать игральные кости – игральные кости, с помощью которых солдаты разыгрывают мантию Христа – потому что это Семинар о комбинировании означающих функций. Именно в нём Лакан выстраивает схему из маленьких букв. Именно в нём он ссылается на Украденное письмо, и можно сказать, что завершением этой разработки становится схема в форме Z, которая противопоставляет воображаемую ось и символические отношения. Это схема, которую вы найдете в тексте Лакана об Украденном письме, и именно ее Лакан упоминает уже в начале Семинара IV. Таким образом, это схема, которая иллюстрирует, и прежде всего на основе аналитического опыта, разделение между воображаемым и символическим.

Семинар III и Семинар IV, скажем вкратце, это, с одной стороны, психоз, психозы, а с другой стороны, фобия. Отправной точкой является не аналитический опыт и не метапсихология, как в Cеминаре II, а действительно две клинические структуры – две клинические структуры, которые друг друга дополняют. Результатом – я накануне представил его именно таким образом – комбинации Семинара III и Семинара IV (Семинара IV, в основе которого лежит вопрос о фобии) является текст Лакана под названием О вопросе, предваряющем любой возможный подход к лечению психоза, который включает в себя формулу отцовской метафоры. То, что мы узнаём о фобии, это прямое дополнение к расшифровке психоза – именно сочетание этих двух элементов позволяет Лакану сформулировать отцовскую метафору, добавив к ней тот сторонний элемент, которым является статья Якобсона о метафоре и метонимии.

По сути, если в Семинаре III так много говорится об означающем и означаемом, то потому, что он должен показать, что означающее и означаемое всегда предполагают нечто вроде точки пристёжки. Этот семинар движется к этому предположению – предположение (supposition) – это слово, которое использует Лакан, и оно так и закрепится – к предположению, что психоз является следствием нехватки первичного означающего. Лакан прорабатывает Verwerfung, отбрасывание как механизм – механизм отказа от означающего – еще до того, как скажет, что это за означающее. Выдающейся примечательной чертой этого Семинара III является то, что Лакан развивает механизм как таковой в независимости от того, к чему он применяется. Выуживая у Фрейда термин Verwerfung, механизм отказа от первичного означающего, Лакан представляет его как предполагаемый фундаментальный механизм, лежащий в основе паранойи. Это то, что он пытается обосновать, и когда ему нужно привести пример, к чему он прибегает в Семинаре III? Ну, он прибегает к истерии. Он прибегает к истерии, чтобы показать, что символизации женского пола как таковой не существует.

Другими словами, если проследить ход этого Семинара, можно заметить, что там, где нужно воплотить то, чем может быть отсутствие означающего при психозе, происходит отсылка к истерии, чтобы показать, что она действительно является меткой того, что в некотором пункте символическому не хватает материала, и что, следовательно, можно помыслить такую вещь, как нехватка означающего.

Срезая углы, можно сказать (хотя сам Лакан так не говорит) что это уже демонстрация нехватки означающего женщина – то, что он позже сформулирует как женщины не существует. Это уже присутствует в двух главах о том, что такое женщина в Семинаре III. Только в конце Лакан подчеркивает функцию означающего быть отцом, приводит пример столбовой дороги и так далее. Также он приводит хороший пример – вы найдете его на стр. 230 [стр. 272-273 в русском издании] – о том, каким образом происходит компенсация у субъектов, которым не хватает означающего быть отцом, у субъектов, у которых невозможно предположить реализацию означающего отец на символическом уровне. Он показывает, в каком смысле он остается образом, остается отношением к образу могущества, парализующим отношением, отношением подавления и подражания перед означающим могущества, тогда как на самом деле имеет место примитивная обделённость означающим, которая вызывает компенсации.

Именно в это движение вписывается Семинар IV Объектные отношения. В сущности, при развитом психозе, при развязанном психозе, который преодолел все компенсации, которые могли бы ограничить его мощь, это уже свершилось. Когда берутся за случай Шребера, это уже свершилось. И, кроме того, мы имеем дело, прежде всего, с причинным местом какой-то вещи, которой там нет, и мы всегда оказываемся только где-то в окрестностях. То есть точно так же, как и в Мемуарах Шребера есть одна недостающая глава, можно сказать, что в самом психозе самое сложное состоит в том, что то, о чем идет речь, пробило брешь и что мы всегда находимся где-то на её краю. Это уже свершилось, это прописано.

Фобия, с другой стороны, переносит нас в эпоху разработки отцовской метафоры, и те несколько месяцев, четыре или пять месяцев жизни маленького Ганса, это тот благословенный момент, когда мы становимся свидетелями окончательной разработки отцовской метафоры, когда еще есть пространство игры. Есть как бы переходное пространство маленького Ганса, где это еще не свершилось. Несомненно, происходит окончательная заморозка, но в течение четырех или пяти месяцев есть ощущение, что происходит игра – игра в позиции маленького Ганса по отношению к его фундаментальным означающим. В то время как фундаментальным механизмом психоза является отбрасывание, которое в Семинаре III обозначено как отцовское, можно сказать, что здесь вместо этого мы имеем нечто, для обозначения чего у Лакана не нашлось другого слова, кроме как несостоятельность. Не отцовский Verwerfung, а отцовская несостоятельность.

Следует отметить, что в этом Семинаре IV отцовская несостоятельность ещё не вполне приобретает консистентность механизма. Нельзя сказать, что несостоятельность означает, что у маленького Ганса нет означающего отца, но есть некоторый сбой на уровне воплощения этого означающего, как бы несостоятельность воплощения (carence d’incarnation). Здесь и там в этом Семинаре можно обнаружить то, что подпитывает эту концепцию несостоятельности воплощения, которая не сформулирована как таковая и которая в некоторой степени является одной из нехваток этого Семинара, заключающейся в том, что механизм фобии не совсем последователен [не приобрёл консистентности / не доработан]. У нас есть механизм фобии в том смысле, что фобический объект предлагается в качестве эрзаца Имени Отца. Фобический объект – это означающее. Это означающее, которое заменяет операцию Имени Отца, которое совершает её по-своему, но точного представления о несостоятельности воплощения у нас нет. Что создаёт ту особого рода трудность, которая не позволяет отцу в реальности удовлетворительно воплотить символическую функцию? Я не осмелюсь сказать, что это проблема воплощения, которая в других дискуссиях резонирует совершенно иначе, но в некотором смысле это суть вопроса.

Итак, у нас есть отец и его несостоятельность, и, скажем так, нужно понимать что то, что мы видим на протяжении всего этого Семинара, по крайней мере, второй его части (и это никак не было представлено в Семинаре III, Мемуары Шребера не могли бы к этому подвести) то, что мы видим в нём – это совместное торение концептов отца и фаллоса. Нужно понимать, что до Лакана эта связка, ставшая для нас такой привычной, не имела никаких предпосылок. Вот почему мне подумалось, что главам XII и XIII этого Семинара должны выпасть именно те названия, которые я им дал. Я говорю выпасть [как будто они разыгрываются] потому что, в конце концов, когда дело доходит до выбора названия, не всегда есть очевидный вариант. Не всегда удаётся найти очевидное название для лекции Лакана, исходя из того, что в ней звучит. На определённом уровне прочтения создаётся ощущение того, что он последовательно затрагивает несколько тем, и только пытаясь простроить содержание главы и найти её место во всём тексте, мы можем уловить, или предположить, что уловили, вокруг чего балансирует смысл. Мне показалось выигрышным назвать эти две главы так, как я это сделал: глава XII О комплексе Эдипа, глава XIII О комплексе кастрации.

Потому что на самом деле их два, и Лакан подчеркивает, что его намерение заключается в том, чтобы тесно их увязать, сочленить один с другим. Он говорит об этом на странице 216. Кстати, там есть небольшая ошибка. Он говорит: «Кастрация является знаком драмы Эдипа, поскольку она является вписанным в неё стержнем». Ошибка в опубликованном тексте состоит в том, что там осталось написано «он она является вписанным в неё стержнем». Он вместо она. В предыдущей версии я должно быть написал: «Комплекс кастрации является знаком драмы Эдипа, поскольку он является вписанным в неё стержнем», после чего я должно быть подумал, что это не верно, поскольку это не комплекс кастрации является знаком и стержнем, а сама по себе кастрация, поэтому я удалил комплекс кастрации, чтобы заменить его кастрацией, упустив необходимость заменить местоимение он на она. Так что на странице 216 вы уже можете внести одно исправление.

Лакан уточняет (… вообще-то, Лакан в моей редакции): «хотя это нигде не сформулировано таким образом, это буквально вписано во все тексты Фрейда». другими словами, это уже дедукция Лакана – связать Эдипа и кастрацию таким образом. И можно сказать, что секретное название этого Семинара: Функция кастрации. На самом деле, это переворачивает все, о чем идет речь в Объектных отношениях. На этом этапе Лакановской разработки этот Семинар вносит то, что объект организован кастрацией, что любой вопрос объектных отношений возникает на фоне кастрации.

В том числе это возражение, которое Лакан делает самому себе. Я озаглавил первую часть Теория нехватки объекта. И в первая глава – это возражения и разнообразные насмешки, которым Лакан подвергает других, дураков и идиотов объектных отношений. Ха-Ха-Ха. Он называет их скопищами перлов. Но, возможно, нам не следует так уж увлекаться этой постановкой, которая была актуальна в то время. В действительности, идея нехватки объекта – это, в первую очередь возражение, которое Лакан выдвигает против самого себя. Поскольку чем до этого был для него объект? До этого момента для Лакана объектом было малое а, как симметричное а‘, собственное Я. Его основным примером было то, что мы можем найти в структуризации Стадии зеркала (о чем мне нужно будет сказать несколько слов чуть позже). Он продумывал объектные отношения прежде всего исходя из нарциссизма. В соответствии с тем, что говорит Фрейд, либидо собственного Я перетекает, инвестируется в объект, может возвращаться в собственное Я и так далее. Точно также желание до сих пор для Лакана было связано прежде всего с образом, оно принадлежало воображаемому регистру. И если задаться вопросом где находится желание на схеме Лакана, можно сказать, что оно находится, прежде всего, между а и а‘, между собственным Я и воображаемым объектом. Однако, Семинар IV приведёт к совершенно другой схеме, двухэтажной схеме, которую Лакан любопытным образом назовет Графом желания.

Почему он назовёт это Графом желания? Из-за того принципиально важного новшества, которое вносит этот Семинар IV, коим является изменение статуса объекта желания и самого желания. Конечно, в Семинаре IV Лакан говорит о воображаемом объекте желания, которым является фаллос, в качестве фаллоса воображаемого, он тем более воображаемый, поскольку первый фаллос, о котором заходит речь, это фаллос женский. Но этот Семинар проводится для того, чтобы показать, что этот объект желания связан с символическим. Связка объекта желания и символического – вот что называется кастрацией. Дело в том, что мы не можем клинически позиционировать объект желания просто как один из полюсов этого движения либидо взад-вперед, как то, что наполняется или опустошается либидо в воображаемом регистре, дело в том, что объект желания занимает свое место благодаря символической кастрации. Итак, первый шаг, который делается в Семинаре IV, состоит в том, чтобы показать, каким образом объект желания, каким бы воображаемым он ни был, занимает свое место в связи с символическим, и символической кастрацией.

Вторым моментом, который будет окончательно сформулирован в Семинаре V, станет демонстрация символического статуса самого желания, а именно того, что желание не находится на воображаемой оси, что желание – это определенное отношение означающего и означаемого. Об этом не идет речи в Семинаре IV, но в следующем будет показано, что желание следует расположить в символическом, что это определенное отношение означающего и означаемого, и даже что в схеме отношений означающего и означаемого желание можно рассматривать как означаемое требования или как вытеснение требования:

  S           D
——      ——
s            d		 

Этой фундаментальной матемы отношения требования и желания нет в Объектных отношениях, но она является компасом Лакана в Семинарах V и VI, где выстраиваемым фундаментальным концептом становится концепт желания – как вы знаете Семинар VI называется Желание и его интерпретация. По сути, в Семинаре IV мы становимся свидетелями перехода от воображаемого объекта желания к символическому, что происходит это в следующей последовательности. Во-первых, воображаемый объект желания – это фаллос. Во-вторых, фаллос ­– это прежде всего то, чего не хватает. И в-третьих, только с помощью символического можно осмыслить функцию этой нехватки, поскольку символ – это убийство вещи. В этом смысле Семинар IV представляет собой возражение, выраженное Лаканом против Лакана. Основополагающим в объекте не может быть то, что притягивает желание, поскольку, напротив, и особенно в случае фобического объекта, мы не желаем с ним встречи, таким образом Лакан возражает против простой прямой реверсии объекта и собственного Я.

В следующий раз я продолжу обсуждение этого вопроса, и попытаюсь показать, где именно в Объектных отношениях скрывается, хотя, как кажется его там и в помине нет, объект а Лакана – что станет еще одним возражением этого Семинара. 2 марта 1994

[1] см. дезимпликация знания и истины в «Лекциях воли к знанию» Фуко

[2] those who do not let themselves be caught in the symbolic deception/fiction and continue to believe their eyes are the ones who err most (те, которые не дали себя поймать в символические измышления/выдумки и продолжают верить своим глазам, заблуждаются более всего) Жижек
https://www.psychanalyse.kiev.ua/psychanalyse-discours/psychoanalis-lacan/79-non-dupes-errent